Есть много способов войти в историю. После промышленной революции появилось больше возможностей увековечить свое имя. Уже с конца XIX века многие крупные предприниматели начали называть в честь себя университеты, музеи, фонтаны, бульвары, библиотеки или парки.


Библиотека Карнеги в Вашингтоне, округ Колумбия. Эндрю Карнеги — промышленник и филантроп, построил более 3000 общественных библиотек, основал несколько университетов.

Реклама на Газета.uz

В американских университетах работа профессора пожизненна, в том смысле что после получения звания «профессор» человека невозможно уволить и зарплату профессора невозможно понизить — даже если он перестанет заниматься своей основной работой. Но несмотря на это, большинство ученых работают не покладая рук до глубокой старости.

Конечно, у всех разные мотивы для работы, но большинством движет желание внести свой вклад в науку и остаться в истории. В этой попытке музыканты, артисты, художники, журналисты и спортсмены очень упорно и долго трудятся: такое упорство и труд тяжело объяснить только материальными выгодами.

Если бы мне пришлось выбирать период в истории, в котором оставить свой след было бы сложнее всего, я наверняка выбрал бы время «Ревущих двадцатых». Этот период, эпоха 1920-х годов, в США и Европе характеризуется невероятным ростом практически во всех сферах человеческой жизни.


Рост промышленности в США. С 1921 года до июня 1929 года она удвоилась. Источник: ФРС. Нажмите для увеличения.

В США экономика росла почти двузначными темпами. Этот период связан с динамичным развитием культуры, искусства, литературы, науки, техники и, конечно же, беспрецедентным в историческом масштабе ростом благосостояния.

В этом десятилетии автомобиль стал средством передвижения, электричество перестало быть роскошью, радиовещание стало средством массовой информации. Тогда же прорыли Панамский канал, построили «Крайслер-билдинг», сняли первый кинофильм, открыли пенициллин, придумали джаз и на Бродвее появились театры.


Александр Флеминг — ученый, впервые выделивший пенициллин.

За каждым открытием и технологическим рывком, конечно же, были имена людей. Наверное, тяжело стать известным в период, когда все внимание общественности заострено на Чарльзе Линдберге, впервые перелетевшем на самолете Атлантику.


Кадр из фильма «Великий Гэтсби», снятого по сюжету романа Скотта Фицджеральда, который описывает жизнь американского бомонда в 1920-е годы.

Вдобавок, современником человека, стремящегося к известности в двадцатые, только в США могли быть такие люди, как Джон Рокфеллер, Генри Форд, Чарли Чаплин, Скотт Фицджеральд, Эрнест Хемингуэй, Гертруда Стайн, Уолт Дисней или Луи Армстронг. Я считаю, очень сложно попасть в учебник истории, если живешь в такое время.

Те, кто смог

Теперь посмотрите на эту фотографию, сделанную в 1929 году. Изображение этих двух джентльменов можно найти практически в любом учебнике истории XX века. Каждый американский школьник, изучающий историю страны, обязательно читает про них. Более того, даже на предметном тесте по истории США для приема в высшие учебные заведения (SAT subject test: US History) обязательно есть несколько вопросов о наследии этих конгрессменов.


Уиллис К. Хоули (слева) и Рид Смут (справа).

Неудивительно, что члены Конгресса сенатор Рид Смут и Уиллис Хоули стали знаменитыми именно благодаря своей законотворческой деятельности. Прославились они отнюдь не из-за гениальной политической карьеры, а как авторы одного из наиболее разрушительных законодательных актов в истории. Смут и Хоули были инициаторами закона о тарифах 1930 года, который увеличил импортные пошлины в среднем на 50% для почти 900 товаров. Многие экономисты и историки указывают на закон Смута-Хоули как на одну из главных причин Великой депрессии.

Конечно, история не имеет сослагательного наклонения, и тяжело предположить, чтобы было бы после «черного вторника», не будь закона Смута-Хоули. Несмотря на то, что есть экономисты, которые считают Великую депрессию прежде всего провалом монетарной политики, практически все экономисты соглашаются, что закон о тарифах фактически вбил последний гвоздь в гроб экономики. Через 55 лет после принятия этого закона президент Рейган назовет его «самым деструктивным (торговым) законом в истории, который погрузил страну и мир в десятилетие депрессии и отчаяния».


Семья во время Великой депрессии. Фото: Corbis / Getty Images.

Очень мало сфер исторических исследований, которые так же интенсивно изучались, как причины Великой депрессии. И на то есть причины: с 1929 по 1933 год Америка пережила наихудший экономический спад в своей истории. Реальный доход сократился на 36%, безработица увеличилась с 3% до более 25% (безработными считаются только люди, активно ищущие работу, многие люди тогда перестали искать работу и не входят в эти 25%), более 40% всех банков обанкротились. Международные инвестиции и торговля резко сократились.

Масштабы экономической катастрофы с 1929 по 1933 год не могут быть полностью описаны только цифрами. Десятки миллионов людей страдали от голода и отчаяния. Увеличилась детская смертность и недоедание. Потребовалось несколько десятилетий, чтобы экономика вернулась к докризисным показателям.


Индекс Доу-Джонса, хорошо отражающий «Ревущие двадцатые» и Великую депрессию. Нажмите для увеличения.

Как все начиналось

Казалось бы, принимая такую драконовскую меру по увеличению импортных пошлин, законотворцы должны были иметь серьезную оппозицию против этого, ведь не все же люди в стране производители. С точки зрения политической экономии эта история служит яркой иллюстрацией теоретических результатов.

Иностранный спрос на американскую сельхозпродукцию взлетел во время Первой мировой войны, что привело к удвоению цен на сельхозугодья уже к 1918 году. После восстановления Европы спрос на американскую сельхозпродукцию начал медленно падать, и финансовая ситуация фермеров, набравших кредиты, начала ухудшаться. В Европе стало тяжелее конкурировать, и даже в Америке начался рост импорта. К тому же после войны почти четверть рабочей силы в США была задействована в сельском хозяйстве, и Конгресс, конечно же, не мог игнорировать их нужды. Республиканцы в Конгрессе считали, что тарифы — абсолютно необходимая мера.

Инициаторами тарифов, как говорилось выше, стали протекционисты Смут и Хоули. Смут еще задолго до принятия акта был известен как «сахарный сенатор» за протекционистскую позицию в отношении сахарной свеклы, а Хоули хотел наложить налог на бананы, объясняя это тем, что дешевые импортные бананы сокращают потребление местных фруктов. Даже основной темой президентских выборов 1928 года стали проблемы «дешевого иностранного импорта» и их эффекта на местного производителя. Герберт Гувер, будучи кандидатом в президенты, обещал в случае победы ввести тарифы на сельхозпродукцию, он верил (или просто заявлял), что «тарифы являются самой главной помощью фермерам».


Гувер слушает радио во время предвыборной кампании. Слоганом кампании было: «Курицу — в каждую кастрюлю, автомобиль — в каждый гараж». Увы, этого не случилось.

Почти все конгрессмены, присоединившиеся к этому закону, делали это из искренних, казалось бы, побуждений. Но плавильный цех под названием законотворчество перемешивает интересы, лоббизм и политические выгоды отдельных лиц, результат которых может быть сильно невыгоден обществу в целом.

Например, когда началось обсуждение тарифов на сельхозпродукцию, конгрессмены из округов с преимущественно промышленными предприятиями, естественно, не хотели присоединяться. Чтобы добиться их голоса, нужно было включать в закон увеличение пошлин и на промышленную продукцию. Понятно, что повышение цен могло всем навредить, но каждый отдельно взятый конгрессмен голосовал по этому закону исходя из интересов своего региона, что и привело к коллапсу. Условно говоря, конгрессмен из западной Пенсильвании, где много угольных и рудных шахт, согласится голосовать за тарифы, только если пошлины на сталь и уголь тоже поднимутся. Он, конечно, понимает, что этот закон увеличивает цены на импортные продукты питания, но решается присоединиться, потому что кажется, что в его регионе практически никто не покупает импортные продукты (это может быть правдой). Более того, если пошлины на сталь и уголь поднимутся на 40%, даже какое-то подорожание импорта окупится с лихвой.

То, что пошлины назначались путем договоренностей среди конгрессменов, не скрывалось: Чарльз Уотерман, сенатор из Колорадо, заявил: «Клянусь, я не буду голосовать за тариф на продукцию другого штата, если сенаторы от этого штата проголосуют против защиты отраслей из моего штата». Мало кто из конгрессменов осознавал, какую огромную ошибку они совершают, считая, что ограничение импорта не сильно повлияет на цены и не уничтожит всю промышленность и сельское хозяйство. Конгрессмены принимали этот закон, чтобы «защитить» местных производителей и уменьшить импорт. Тем самым «помочь» своим избирателям.

Самый эффективный способ разрушения

Тарифы уничтожают экономику довольно быстро. Тот условный тариф на сталь, который выбивает конгрессмен из Пенсильвании, делает все, что произведено из стали, дороже: автомобили, бытовую технику, оборудование и даже стройматериалы. Когда автомобили и стройматериалы становятся дороже, их начинают покупать меньше, что приводит к сокращениям работников, занятых в этой сфере. Но самое главное, спрос на сталь тоже падает (ведь нужно меньше автомобилей), что приводит к сокращениям шахтеров.

Когда много людей одновременно теряют работу, спрос на все остальные товары тоже падает, начинается спираль кризиса, где никто ничего не покупает, потому что все дорого, а предприятия перестают работать, так как спрос на все товары уже слишком низкий и покупательская способность стремится к нулю. Так происходит, даже если поднять пошлину на один товар. Эффект, конечно, не сильно заметен, как пошлина на 900 товаров, но он не нулевой.

Далее, каждый товар и услуга сильно взаимосвязаны друг с другом. Когда дорожает один товар (в зависимости от эластичности), это приводит к удорожанию другого товара, или банально делает людей беднее. Например, если ввести пошлину на кофе, даже если его потребляет мало людей, это делает цены на чай дороже, потому что люди начинают пить меньше кофе и заменяют его чаем, повышая спрос и цену на чай. А если товар тяжело заменить (низкая эластичность), скажем, если ввести пошлины на хлеб, цена на хлеб поднимется, но люди не перестают его покупать, фактически становясь беднее, и тем самым уменьшают потребление других товаров, что приводит к закрытию предприятий, не производящих хлеб.

То есть пошлины в любом объеме, масштабе и количестве, конечно, это зло: они делают население беднее, а предприятия — менее конкурентоспособными.

В экономической теории теорема Лернера (и все последующие модели торговли, см. теорему Хекшера-Олина) показывает, что любое увеличение пошлин на импорт равнозначно увеличению пошлин на экспорт. Закон Смута-Хоули стал своего рода экспериментом, который показал применение этой теоремы: до принятия закона США экспортировали продукцию на 7 млрд долларов, а сразу после принятия экспорт упал до 2,4 млрд долларов — почти в три раза! Это, конечно, еще связанно с тем, что торговые партнеры США тоже начали вводить высокие импортные пошлины, завязав торговую войну, но если даже торговые партнеры ничего бы не сделали, сокращение экспорта приравнялось бы к размеру пошлин.

Неужели никто не предупреждал?

Критиков и скептиков тарифов называли «интернационалистами», готовыми продать интересы Америки ради выгоды других стран. Сообщения о том, что законопроект нанесет ущерб экономике США, осуждались как происки врагов и попытки ослабления государства. Но даже это не помешало профессиональным экономистам выступить против тарифов.

Стоит подчеркнуть, что тогда экономисты сильно различались в своих мнениях и условно делились на кейнсианцев и монетаристов. Несмотря на разногласия, почти все члены американской экономической ассоциации — 1028 профессоров экономики — написали открытое письмо Конгрессу и президенту о том, что закон Смута-Хоули, цитирую, «есть чудовищный законодательный акт». Экономисты расписали в письме, как именно этот закон разрушит экономику. К сожалению, их письмо стало пророческим, до мельчайших деталей.


Первая полоса Нью-Йорк Таймс от 5 мая 1930 года. Передовица посвящена письму экономистов президенту Гуверу.

Были и попытки уговорить лично президента. Томас Ламонт, бывший руководитель банка J. P. Morgan и в то время советник президента по экономике, говорил, что он чуть не опустился на колени, умоляя Герберта Гувера наложить вето на этот «ослиный» закон. Генри Форд провел целый вечер в Белом доме, пытаясь убедить не подписывать этот закон и назвав его «экономическим идиотизмом». Но президент Гувер был неумолим. К моменту, когда закон включал в себя намного больше товаров, чем планировалось, под давлением избирателей и партии он поставил свою подпись. Остальное уже история.

Нет худа без добра

Франклин Рузвельт пришел к власти в 1933 году, и впервые в истории страны президенту было предоставлено право проводить торговые переговоры. Новые полномочия позволили Рузвельту ввести «принцип взаимности», когда США согласились снизить свои тарифы, если другие страны последуют их примеру. С политической точки зрения это сделало экспортеров потенциальным противовесом отраслям, «страдающим» от иностранной конкуренции. После войны двусторонние соглашения Рузвельта превратились в многостороннюю торговую систему в рамках Генерального соглашения по тарифам и торговле (ГАТТ), а затем — во Всемирную торговую организацию (ВТО).


Рузвельт во время предвыборной кампании встречается с обедневшими фермерами. Слоганом кампании станет выражение «Счастливые дни снова тут».

Последствия эволюции системы международной торговли до сегодняшнего дня весьма благотворны для всех ее участников. Тарифная политика, которая раньше была одним из самых грязных, самых коррумпированных аспектов политики не только в США, но и в других странах, стала удивительно (хотя и не идеально) чистой.

Причина, по которой страна вступает в международные торговые соглашения, вовсе не в том, чтобы защитить ее от недобросовестной торговой политики других стран. Настоящая цель состоит в том, чтобы защитить страну от самих себя: ограничить возможности групп интересов и предотвратить случаи прямой коррупции, которая всегда господствовала в торговой политике.


В начале 1920-х был резкий спад таможенных тарифов и, как сказано выше, последовал бурный рост экономики (не только из-за низких тарифов). После повышение тарифов в 1930 году случилась Великая депрессия. Как видно, после создания ГАТТ (ВТО) уже более 70 лет в США тарифы держатся на уровне ноль процентов, и экономика все это время стабильно растет. Нажмите для увеличения.

Конечно, с точки зрения науки, свободная торговля является беспроигрышной для всех. Но есть оговорка: в учебниках экономики говорится, что несмотря на то, что стране в целом очень выгодно не иметь никаких барьеров для торговли, торговая политика сопряжена с весьма реальным конфликтом интересов заинтересованных групп. Эти конфликты интересов происходят между группами внутри страны, а не между государствами. Ведь продавив «защиту» от импорта, местный производитель имеет возможность сильно обогатиться за счет населения.

Большинство стран используют ВТО как своего рода защиту от политического давления групп интересов. Стране, состоящей в ВТО, сложнее в одностороннем порядке повышать импортные пошлины, есть вероятность судебных исков. Членство в ВТО позволяет политикам защитить экономику от давления со стороны местных производителей, которые довольно легко и часто могут мобилизоваться ради продвижения своих интересов в ущерб экономике и населению.

Последние десятилетия этот механизм достаточно хорошо работает. Даже тарифы, введенные нынешней администрацией США, обязательно будут оспорены. Например, с 1995 года Соединенные Штаты были ответчиком в 129 делах (больше, чем любой другой член ВТО) и проиграли в 89% случаях. Я слышал, как один из бывших экономистов, служивших в Белом доме, говорил: каждый раз, когда США проигрывают дело в ВТО, выигрывает американский народ.

Как говорилось в предыдущей статье, заниматься международной торговлей в Узбекистане очень сложно, у нас высокие таможенные пошлины и одни из самых сложных бюрократических процедур для экспорта и импорта. Преграды для торговли очень серьезно ограничивают возможность развития страны. История Хоули и Смута как раз показывает, как обычное повышение тарифов могло запросто вогнать самую богатую страну в худший кризис в ее истории.

Экономике Узбекистана, практически перманентно находящейся в состоянии высоких таможенных пошлин, естественно, тяжело расти. Как показывает закон о тарифах 1930 года, высокие импортные тарифы убивают экспорт, а в случае с Узбекистаном не позволяют экспорту даже зародиться.

Вступление Узбекистана в ВТО, конечно, не решит все экономические проблемы. Но какую-то предсказуемость торговой политики это, несомненно, даст. В принципе какой-то уровень протекционизма в рамках ВТО позволителен. Существуют даже окольные пути повышение тарифов под разными названиями. Плюс ко всему, Узбекистан — очень маленькая экономика, и если даже мы после вступления не будем играть по правилам, есть вероятность, что другие страны эти решения не будут оспаривать в суде

Конечно, мы можем свести на нет все импортные пошлины и без вступления в ВТО и начать быстро расти. Однако если даже самой старой демократии с ее институтами сдержек и противовесов не удалось удержать в рамках антиторговое разрушительное лобби, нашей молодой демократии это может оказаться вовсе не под силу. Присоединение к ВТО есть натуральный следующий шаг к открытию экономики и ее развитию — 96,4% мирового ВВП и 97% объема мировой торговли приходится на страны-члены ВТО.

Скорейшее вступление Узбекистана в эту организацию поможет бизнесу планировать вперед, уменьшая вероятность нестабильной торговой политики, и, наконец, позволит инвестировать в долгосрочные проекты.

Ошибки конгрессменов Хоули и Смута привели к новому порядку международной торговли. Для Узбекистана как для страны в начале пути своего развития эта история дает возможность сделать выводы о том, как поступать не надо., чтобы не переживать этот опыт самостоятельно.

Когда речь идет о вступлении в ВТО, часто приводят Кыргызстан как анти-пример вступления в эту организацию. Сегодня в пересчете ВВП на душу населения Кыргызстан богаче Узбекистана на 13% (948 долларов — Узбекистан и 1077 — Кыргызстан). Это несмотря на то, что в 1995 году подушевой ВВП Узбекистана был на 60% больше кыргызского. Не знаю, почему выбирают именно эту страну для сравнения, но, кажется, Кыргызстан, установивший мировой рекорд по быстроте вступления в ВТО, служит для нас хорошим примером развития.

Мнение автора может не совпадать с мнением редакции.