В Галерее изобразительного искусства Узбекистана (НБУ) проходит выставка «Тоннель памяти», посвящённая джадидизму — модернистскому движению мусульман Поволжья, Крыма, Закавказья и Средней Азии в конце XIX — начале XX века. В Туркестане идеологи и сторонники прогрессивного течения выступали против безграмотности, отсталости и предрассудков, которые мешали обществу развиваться. Они верили, что распространение идей просвещения поможет поднять культурный уровень народа, помочь ему обрести веру в собственные силы и возможности. Эти взгляды, очевидно, разделяют кураторы выставки, которые сделали сферы образования и культуры её лейтмотивом.
Из большого числа представителей туркестанского джадидизма экспозиция выделяет фигуры Махмудаходжи Бехбуди, Абдурауфа Фитрата и Абдулхамида Чулпана. Эти просветители уже становились героями самостоятельных проектов Максуда Аскарова, идейного вдохновителя и одного из кураторов «Тоннеля памяти». Упоминаются на выставке и Исмаил Гаспринский, один из основоположников джадидизма, Абдулла Кадыри и Мунаввар Кары Абдурашидханов.
Впервые на публику выносится гендерный вопрос. Блок в центральной части экспозиции рассказывает о Зарифе Саидносировой, Хайринисо Маджидхоновой и Марьям Султонмуродовой — одних из первых узбекских женщин, которые получили высшее образование в Европе. Некоторые за это жестоко поплатились.
Разговор о памяти
Возвращать джадидов в поле зрения общественности Аскаров начал два года назад. В январе 2022-го в стенах галереи НБУ состоялась его первая небольшая выставка «Рождение с дутаром», посвящённая памяти поэта Чулпана. Через год здесь же открылась экспозиция «Письмо из Самарканда», главным героем которой стал публицист, основатель первого узбекского театра Махмудходжа Бехбуди.
Третья выставка «Тоннель памяти: Фитрат» — памяти поэта, драматурга и учёного Абдурауфа Фитрата — прошла в декабре 2023 года в рамках международной научной конференции «Джадиды: идеи национальной идентичности, независимости и государственности». После завершения форума галерея НБУ предложила экспозицию расширить и сделать её открытой для посещения. Организаторами новой выставки выступили Общественный фонд поддержки и развития национальных масс-медиа, Институт истории Академии наук Узбекистана и Государственный музей памяти жертв репрессий.
«Наследие джадидов очень разнообразно и ценно для нас, потому что это были люди, которые предвосхитили своё время. Их идеи до сих пор актуальны, поэтому мы считаем важным показать эту выставку людям», — сказала Камола Акилова, директор галереи НБУ.
Для Максуда Аскарова, которого в СМИ называют «свободным исследователем джадидов», тема джадидизма личная, трепетная. Он объясняет это тем, что его семья «имеет отношение к семье Чулпана».
«Это наша боль и грусть, романтизированная и драматизированная история. Чисто человеческое явление, наверное, когда семья собирается за столом и рассуждает о том, как бы всем им жилось, если бы близкий человек не ушёл из жизни в её расцвете. Так же и наше общество относится сегодня к джадидам и думает о том пути, по которому оно могло бы развиваться, останься они в живых», — говорит Максуд Аскаров.
Выставку «Тоннель памяти» куратор задумал как разговор о памяти. Она открывается вольным переводом слов армянского писателя Робера Хаддеджяна: «Потерять память. Какое это великое несчастье…». Горечь строк сводится к мысли: неспособность помнить превращает живого человека в полую, бесчувственную куклу — без прошлого, привязанностей, желаний.
«Амнезия присуща не только человеку, но и обществу, нации. Страницы нашей истории за 1937−1938 годы по сей день открыты не до конца. Мы боимся [их]. Ещё мы молчим. Нас с детства учат помалкивать, не высказывать своё мнение. Из-за этой привычки мы, даже испытывая информационный и эмоциональный голод, до сих пор не можем в полный голос говорить о джадидах, их трагических судьбах и о том времени. Это способствует забыванию», — говорит Аскаров.
Легенды и быль сонного царства
Название экспозиции предопределило оформление выставочного пространства. Кураторская команда построила мрачный тоннель, который предсказуемо и символично ведёт к свету. Для героев выставки этот свет означает переход в иной мир, для посетителей — знания, приобретённые на выставке.
Максуд Аскаров сравнивает проход по тоннелю с блужданием во сне. Отсюда отрывочность экспозиции — о жизни и чаяниях Гаспринского, Бехбуди, Фитрата, Чулпана, Кадыри рассказывают фрагменты статей из джадидских журналов и газет «Терджиман», «Ойна»; преимущественно копии фотографии и кинохроника конца XIX — начала XX века, первые издания книг, афиши, архивные документы, личные вещи джадидов из частных коллекций: паранджа тёти поэта Чулпана, ворсовый ковёр Фитрата и медная декоративная посуда, которой он пользовался.
Фрагментарность экспозиции, наслаиваясь на недостаточное информационное сопровождение, играет с выставкой злую шутку. Она показывает себя всем, но в полноценный диалог вступает выборочно. Экспозиция рассчитана на тех, кто имеет представление о джадидах хотя бы на уровне школьной программы. Всем остальным придётся надеяться либо на интернет, либо на кураторскую экскурсию — в феврале планируется минимум одна.
Вплетённые в экспозицию легенды погружают в исторический контекст и дают представление о времени и сложившейся политической ситуации на территории Туркестанского края. Притча о саксауле, проиллюстрированная репродукцией фотографии Сергея Прокудина-Горского (1911 год), проводит параллели между раздробленными народами Средней Азии в канун колонизационных походов Российской империи и живучим деревом с твёрдым, как алмаз, стволом, погубить которое могут собственные отломанные ветки: «…Только этими ветками дерева нужно бить по стволу его […], тогда дерево, не выдержав удары, причинённые его же ветвью, разделится на мелкие частицы».
Другая легенда — «Рождение дутара» — напоминает о том, что искренним идеям, как и любви, не страшна смерть. За ними будущее — не в этой жизни, так в следующей.
Две зоны внутри тоннеля позволяют посетителям оказаться внутри повествования. По снимку 1923 года кураторы практически до мелочей восстановили кабинет Абдурауфа Фитрата в бытность его назиром народного просвещения Бухарской народной советской республики.
Через стену построили и оформили в национальном стиле театральную сцену, на которой вот-вот должен начаться спектакль «Падаркуш» («Отцеубийца») по одноимённой пьесе Махмудходжи Бехбуди — джадида и муфтия, с именем которого связано развитие узбекского театра.
Сюжет трагедии очень простой: бай застаёт своего сына за воровством в отчем доме, и тот, уличённый в преступлении, решается на убийство. В финале на сцену выходил муфтий и обращался к зрителям со словами о необходимости давать детям образование, чтобы уберечь от неправильного пути.
«Это удивительно, что религиозный деятель увидел в театре альтернативу проповедям в мечети и предпочёл на тот момент современный европейский способ распространения своих идей, воздействия на пока ещё непросвещённый народ. В дальнейшем всех джадидов стали называть „падаркуш“, что очень символично, ведь в конечном итоге с ними безжалостно расправились», — рассказывает Максуд Аскаров.
Символом изменений в общественной жизни выступает одежда: в полумраке тоннеля традиционные чапаны сменяют европейские рубашки и брюки, а их тюремная роба и саван.
«Джадиды изменились внешне, но не растеряли своего содержания. Они оставили свои чапаны и в светской одежде продолжили свой путь, который в итоге привёл их, а потом и часть общества, к душе, самопознанию. Внешнее ничего не значит — вот что важно», — говорит Максуд Аскаров.
История в лицах
Больше всего на выставке фотографий. Репортажные позволяют увидеть события того времени, значение которых невозможно переоценить. Например, празднование 10-летия новометодной школы в Самарканде, которую открыл джадид Абдукадыр Шакури. От русско-туземных школ, где учили русскому языку и готовили условных «переводчиков», новометодные отличались тем, что ставили своей целью воспитание национальной элиты, которая в дальнейшем могла бы представлять интересы мусульман на государственном уровне.
Открытию и работе учебных заведений такого типа, в том числе подпольных женских школ, противилась и царская власть, и местное духовенство.
«Имамы в Самарканде и Бухаре публично объявляли „кяфирами“ („неверными“) тех, кто отдавал детей в школы. В Ташкенте царская администрация в течение шести лет не разрешала издать учебник географии, который для новометодных школ написал Бехбуди. Более просвещённое население было просто невыгодно и тем, и другим», — рассказывает Максуд Аскаров.
С портретных фотографий, размещённых в центральной части тоннеля, в настоящее смотрят женщины-узбечки, которые получили высшее образование в Европе. Это Зарифа Саидносирова, супруга писателя Айбека и предположительно первая узбекская художница — тут же представлены репродукции её набросков; подруги Хайринисо Маджидхонова и Марьям Султонмуродова. Обе учились в немецком городе Дармштадте: первая на учителя, вторая на медика. Маджидхоновой было 32 года, когда её приговорили к расстрелу за «связь с националистической организацией». Султонмуродову обвинили в шпионаже. В тюрьмах она провела 15 лет и была реабилитирована в 1956 году.
Коллективные фотографии с частично затёртыми лицами — так помечали «врагов народа» — самые пугающие. Они свидетельствуют о гонениях интеллигенции в 20−30-е годы XX века и стремлении советской власти стереть из истории и памяти образы своих жертв. На снимке с самаркандской конференции по языковой реформе, опубликованном в журнале «Наука и просвещение» за 1926 год, из 14 человек — профессоров, учёных — расстрела избежал только Садриддин Айни.
Чем ближе выход из тоннеля, тем чаще встречаются фотографии с белыми пятнами вместо лиц. В самом конце на расстрельной стене висит саван с изображением Фитрата. Так он выглядел на последнем снимке, сделанном для личного дела НКВД. Напротив строчки из стихотворения, в которых писатель призывает молодых людей не склонять головы, а возвышаться. В записи звучит песня «Галдир» в исполнении Надиры Пирматовой. Автор слов — расстрелянный в 1938-м Чулпан.
«Джадиды в моём понимании — не революционеры, а реформаторы, которые обращались к прошлому во имя новой жизни. В отличие от большевиков, они не хотели уничтожить всё и создать новую коммунистическую нацию. Романтики-джадиды мечтали о том, что народ переосмыслит свою историю, культуру и заживёт своей лучшей жизнью. Они знали, что плоды их деятельности увидят только внуки — слишком медленно меняется общество», — говорит в заключении Максуд Аскаров.
Есть на выставке 120-летнее зеркало. Каждый заглянувший в него сегодня увидит своё отражение, как и те, кто вставал напротив сотню лет назад. Эта холодная гладь с помутневшими краями — тот же мир, в котором практически ничего не изменилось, но многое забылось. Достаточно протереть поверхность, чтобы проступили прошлые проблемы и надежды. Чтобы дать себе ещё один шанс, необходимо вспомнить и начать говорить.
Выставка «Тоннель памяти» в Галерее НБУ продлится до 18 февраля. Анонсы кураторских экскурсий публикуются в Telegram-канале галереи или на странице Максуда Аскарова.
