В рамках проекта «Автопортрет» редакция «Газеты.uz» публикует беседы с молодыми деятелями искусства из Узбекистана, которые нашли свой узнаваемый стиль и добились успеха дома и за границей. Мы говорим о художественном образовании в Узбекистане и мире, творческом процессе и профессиональном признании.
Мохира Мулляджанова родилась в Ташкенте. Училась в Лондоне, где прошла краткосрочный курс в Центральном колледже искусства и дизайна имени Святого Мартина, и частном университете Taylor’s в Куала-Лумпуре. По образованию графический дизайнер.
С 2019 года занимается живописью. Принимала участие в коллективных арт-проектах галереи Bonum Factum, среди которых «Поп-Арт. Urban», «Поп-Арт. Изоляция 2020», а также фестивале современного искусства 48 hours Tashkent. В числе международных выставок, где были представлены работы художницы — проект New Olds, организованный при поддержке института Гёте и IFA.Первая персональная выставка «Пространство и время» состоялась в феврале 2021 года. Известность Мохире Мулляджановой принесла архитектурная серия, посвящённая ташкентской советской застройке.
— Мохира, когда у вас спрашивают, кем вы работаете, что отвечаете?
— Говорю, что художница. Хотя по образованию я графический дизайнер. Сейчас совмещаю творчество и дизайн. В детстве точно знала, что буду художницей. Всегда представляла, как сижу, рисую, выставки какие-то.
Когда в школе я делилась, что планирую стать художницей, взрослые говорили, что это не профессия, а, скорее, хобби. Много слышала о том, что став художником, невозможно будет себя прокормить, жить нормальной жизнью — придётся чуть ли не бомжевать, искать подработку. Видимо, эти слова отложились, потому что со временем меня стали немного пугать эти мысли.
Всё разрешилось, когда папа сказал, что я могу стать художником в любой момент. Он посоветовал получить образование в смежной сфере. Дизайн, по сути, это тоже творчество. Там, конечно, меньше свободы, но больше конкретики, есть строгие дедлайны, коммуникация с клиентом.
— В биографии на вашем сайте написано, что вы начали получать уроки академического рисунка в 14 лет. Почему государственному образованию предпочли частное обучение?
— Я училась в седьмом или восьмом классе и как раз планировала поступать в Республиканский художественный колледж имени Бенькова. К экзаменам меня готовила художница и педагог Сайра Кельтаева. Мы усиленно занимались два года.
С поступлением получилась странная история. Когда мы приехали узнавать результаты, моя фамилия в списке оказалась за красной чертой. Мне сказали, что я не прошла. Было до слёз обидно.
Когда спустя время пришла забирать документы и работы, которые сдавала в качестве портфолио, в колледже сказали, что я поступила. Не понимаю, как так вышло. На тот момент мы уже решили, что я пойду учиться в международную школу имени Улугбека. Когда в 2011 году её по каким-то причинам закрыли, перевелась в лицей International House Tashkent и там доучилась полгода, которые у меня оставались.
— Высшее образование вы получили за рубежом. Почему не в Узбекистане? Не нашли ничего подходящего для себя?
— Направление, которое я выбрала — графический дизайн — на тот момент не сильно было развито в наших вузах. Я узнавала в Национальном институте художеств и дизайна имени Камолиддина Бехзода. Там признались, что в этой сфере у них олдскульное образование с упором на живопись, театральные декорации и костюмы.
Прежде чем поступить в университет Taylor’s в Куала-Лумпуре, я окончила курс по арту и дизайну в Центральном колледже искусства и дизайна имени Святого Мартина в Лондоне. Обучение длилось два-три месяца. Оно было более экспериментальным. Нам давали полную свободу самовыражения, подталкивали к тому, что нужно пробовать, выходить за привычные рамки. Мы выходили на улицу и просили случайных прохожих нам позировать, а сами делали быстрые наброски; фотографировали в общественном транспорте. Часто ходили в музеи и галереи, поскольку у нас, как у студентов колледжа искусств, был бесплатный пропуск. Там делали наброски с античных скульптур, рыцарских доспехов.
В первый раз в колледже попробовала сделать линогравюру (способ гравирования на линолеуме — ред.), о которой я никогда не слышала. Это процесс очень кропотливый. Сейчас, когда вижу художников, которые занимаются линогравюрой, испытываю большое уважение к ним, потому что понимаю, сколько в это вложено труда, сил.
Для получения высшего образования выбрала малазийский университет — Taylor’s в Куала-Лумпуре. У него британская аккредитация. Партнёрским университетом направления «графический дизайн» был университет Northumbria (Ньюкасл, Англия), поэтому диплом у меня двойной. С ним я могу работать и продолжать учёбу в тех странах, где признают британскую аккредитацию.
— Вы называете Куала-Лумпур своим вторым родным городом. Чем он вас так зацепил?
— Это город очень неоднозначный, вызывает разные эмоции. В первую неделю у меня был большой культурный шок. Помню, я очень расстроилась, потому что представляла себе этот город иначе, более современным. А на деле он оказался очень разным: большой контраст между зданиями, буйство культур.
— По чему ташкентскому скучали там больше всего?
— По разнообразию сезонов. Пусть у нас зимой не всегда бывает много снега, но есть хоть какая-то надежда его увидеть. В Малайзии круглый год +25…+32.
Скучала по нашей архитектуре, потому что всё-таки, видимо, глаза привыкли видеть одно, а там было совсем другое, и я почему-то искала что-то похожее.
— Героем вашей популярной архитектурной серии является советский Ташкент. Как вы думаете, почему не всем людям очевидна его красота?
— Наверное, просто привыкли. Я сама всей этой красоты не замечала, пока не уехала из страны. Когда вернулась, у меня появилась хорошая возможность по-новому взглянуть на старые вещи. Даже наши базары. Они меня всегда раздражали. Я думала, зачем туда ходить, когда есть супермаркет. Относительно недавно я съездила в Бухару и научилась торговаться. Это, оказывается, такой кайф!
Так и в плане советской архитектуры. Я сама выросла в сталинском доме, который был построен в 1957 году. Высокие потолки, кирпичная кладка, добротные подвалы — хорошо сделано. Я научилась это ценить, потому что всё познаётся в сравнении.
— Современный строящийся Ташкент, на ваш взгляд, художественно привлекателен?
— Мне кажется, зависит от отдельных строений. Меня художественно не привлекают высотки из бетона, стекла. Это есть во всём мире. Мне гораздо приятнее Ташкент с уютными советскими постройками, традиционные глиняные одноэтажные дома в махаллях с внутренними двориками. Он вдохновляет.
— Помимо вашего родного дома №22 на Ц-1, есть ещё любимые места в городе?
— Очень люблю дома с балконами вдоль набережной Анхора. Часто там гуляю и каждый раз их фотографирую — не могу устоять. Особенно после того, как сделали освещение, которое выгодно подчёркивает архитектуру.
Дом на набережной канала Анхор.
Ещё мне нравится дом на пересечении улиц Тараса Шевченко и Нукусской. Он находится в одном ряду с центральной авиакассой. Угловой, с очень красивым балконом. Завидую людям, которые там проживают. Мне кажется, балконы в нашем климате — это такая классная задумка и хороший способ проводить время: выйти проветриться, посмотреть на город, чаёк погонять.
— Когда вы вернулись в Ташкент, чего больше всего не хватало из того, что оставили в Куала-Лумпуре?
— Я вернулась в 2016 году. На тот момент в городе было не так много мероприятий. В Куала-Лумпуре постоянно проходили концерты, молодёжные тусовки, выставки. При университете всё время что-то устраивали. Этого остро не хватало.
Со временем наша культурная жизнь сильно поменялась. Из года в год вижу много разных выставок, талантливых людей, которые организовывают какие-то мероприятия. Это меня очень радует.
— Вы и сами активно принимаете участие в различных проектах и выставках. Что вам это даёт?
— Узнаваемость, как и любому художнику. На открытии выставки всегда есть возможность познакомиться с новыми людьми, пообщаться.
Ещё это хорошая возможность посмотреть на себя со стороны, отмотать назад и проанализировать, что с тобой, как художником, происходит, какие работы остаются актуальными, а какие устарели.
Выставки — это волшебный пинок, полезный для таких людей, как я: расслабленных, плывущих по течению. Моя архитектурная серия появилась благодаря проекту «Поп-Арт. Urban», объявленному галереей Bonum Factum летом прошлого года. В нём мог участвовать любой желающий. Главной темой стал город: урбанизм, архитектура. Мне стало интересно, потому что в этом направлении я ещё не работала. Оказалось, что и жителям интересно: на выставке они угадывали, что за здание изображено, где оно находится. Если бы не галерея, то я бы сама вряд ли обратилась к этой теме. На тот момент мыслей писать работы о городе у меня не было.
— Как получилось, что вы, в основном, предпочитаете работать в сериях?
— Мне так легче выразить идею, которую я хочу донести до людей. В серии я чувствую, что высказалась.
— В соцсетях вы как жительница города довольно открыто выступали против строительства на Голубых куполах, в защиту парковой зоны на Ц-1. Почему вы не высказываетесь на такие резонансные темы как художник?
— В творчестве? Та же самая архитектурная серия — это частично моё высказывание в поддержку нашей старой архитектуры, чтобы её охраняли, берегли.
По поводу таких моментов, как с парком, не знаю. Наверное, тогда у меня ресурсов не было на то, чтобы высказаться в творческом плане. В соцсетях делать это намного легче.
Мне кажется, художественные высказывания поймут не все люди, а в соцсетях коммуникация прямая, в лоб, когда всё очевидно.
— Вы относите себя к категории людей, которые любят больше процесс, чем результат. Почему?
— Процесс как будто бы успокаивает и даёт возможность замедлиться. Когда я решаю повседневные задачи или делаю проекты по дизайну, мне кажется, что я проживаю жизнь галопом. А когда пишу картины, время как будто замирает.
— Как-то вы признавались, что довольно страшно выносить свои работы на показ из-за вероятности быть обкиданной тухлыми помидорами. Часто прилетает?
— Страшнее всего было в прошлом году, когда открылась моя первая персональная выставка «Пространство и время» в Bonum Factum.
Участвуя в коллективном проекте, я себя эмоционально успокаиваю тем, что можно спрятаться за другими художниками. А здесь ты со своими работами один на один со зрителями, у которых может быть своё мнение, и они имеют право его высказать. Сейчас я это понимаю и отношусь спокойно. Раньше воспринимала очень болезненно: «как так? а как же мои чувства?» и так далее.
Мы живём в эпоху потребления, когда выбор большой. Поэтому нормально, если человек не хочет покупать или ему не нравится твоя работа. Пусть пишут, что хотят. Может быть, таким образом люди выпустят свой негатив и станут чуточку добрее.
— Что вы обычно отвечаете людям, которые интересуются, почему работы дорогие?
— Тут всё просто. Формирование цен не зависит от кошелька покупателя. Мне кажется, стоимость картины — это про внутренний конфликт творческого человека. Иногда мне кажется, что я отдаю работы задёшево, а иногда, что сильно заряжаю цены. Это вечная борьба.
Со временем я научилась говорить себе, что достойна того чтобы, оценивать свои работы хорошо. И клиенты приходят.
— Вы начинали работать в жанре абстракции. Потом на какое-то время взяли паузу и недавно решили, что снова вернётесь к абстрактной живописи. Это как-то связано с тем, что вы — человек, который обращён внутрь себя?
— Наверное, да. Я очень много занимаюсь самокопанием, всё анализирую. Иногда мне кажется, что много думать — вредно.
Абстракция — это больше про эмоции. Когда я пишу, ощущаю себя абсолютно свободным человеком, творцом, который не задумывается о том, какой будет результат. Главное, чтобы произошёл выплеск того, что накопилось внутри.
— Вы повторяете свои работы?
— Мне кажется, повторить работы невозможно. Это всё равно, что прожить вчерашний день сегодня. Как бы вы ни старались, один в один не получится. Я, кстати, пыталась повторить, и ничего не вышло. Задумалась, зачем вообще такое делать.
— Кто-то из ваших подписчиков интересовался, планируете ли вы продолжить архитектурную серию, обратившись к Старому городу. Думали об этом?
— Возможно, в будущем я сделаю такие работы. Потому что традиционные махалли тоже сносят. Надо успеть запечатлеть.
Мы же ценим только тогда, когда всё уходит. Поэтому, думаю, есть смысл обратить на это внимание.
