Блогер Кирилл Альтман в рамках видеопроекта Alter Ego побеседовал с хокимом Ташкента Джахонгиром Артыкходжаевым. «Газета.uz» приводит главные выдержки из интервью.

О парках и городской жизни

Я смог сохранить и восстановить парки. «Дружба народов», «Голубые купола», Ботанический сад… Люди столько лет дома сидели. Правительство боялось, если четыре человека собиралось. Я хотел доказать, что нельзя бояться людей. Они должны видеть разных людей, общаться с туристами, выходить из дома. На Каракамыше никогда не было такого места, как канал Кичкирик. Я вчера был на Бродвее, у меня было такое ощущение, что я смог вернуть людей на улицы.


О работе и зарплате госслужащих

Я не могу сказать, что доволен своей работой. Могу сказать, что немного набрал опыта в политике. Сложно перейти от «производственника» к политике.

Вечером [после назначения на должность хокима города] был селектор с районными хокимами. Я впервые в жизни участвовал на таком мероприятии. Я ничего не понял. Я думал, куда я попал, о чем речь, о чем селектор? Потом собирал всех замхокимов, изучал. До сих пор я не могу решить некоторые проблемы. Я не понимаю, честно говоря. Это очень трудно. Но я должен работать. Показать, что я достоин выбора президента.

Мой оклад 3,2 млн сумов. Идеальную зарплату госслужащего в Узбекистане невозможно определить. Чем больше оклад, тем больше расходов. Мне хватает своей зарплаты. Я не думаю, что из-за зарплаты люди работают плохо. Человек должен работать на работе вне зависимости от зарплаты.

60% моего времени, в которое я мог бы больше сделать для народа, уходит на мелкие проблемы. Надо сделать проект, где каждый человек выполняет свою работу. Исходя из этого, нужно обеспечивать нормальной зарплатой. Нужно выбирать профессионалов для каждой сферы. Ветеринару не место на автоколонке.


О негативных отзывах и СМИ

Негатив — это мнение не всех жителей города. Я не думаю, что это мнение всего народа и всех жителей города. Если бы все было настолько плохо, я не мог бы свободно ходить по улице. Я не боюсь народа. Я хожу в парках, иногда один гуляю. Я чувствую любовь народа ко мне. Мне кажется, иногда негатив заказывают. Я не обращаю внимание на негатив. Я продолжаю работать сильно. Этот негатив делает меня сильнее, он дает мне иммунитет.

[Журналисты] мне помогают раскрывать проблемы, которые я не могу видеть. Я начал уважать прессу. Они помогают и мне, и людям. Я хотел бы, чтобы пресса работала еще более профессионально, с фактами и доказательствами. Тогда у меня было бы больше уважения к определенным сайтам.

О работе хокимията

Хокимият — место, в котором собираются все интересы людей. Если люди в хокимияте не будут честными, хокимият станет самым коррумпированным местом в мире. Хокимият постоянно кормил многих людей. Он был самым слабым звеном в управлении. Сейчас ситуация изменилась в пользу народа.

Обычно в семь часов просыпаюсь, на работе бываю без пятнадцати восемь — сейчас, раньше был в шесть. Заканчиваю работу примерно после двенадцати вечера.

Никто не заставляет [чиновников] столько работать. Мы много потеряли за столько лет. Людям толком ничего дать не смогли. Просто работы много. Не хочется откладывать. Вчера вернулся домой в 8 вечера. Впервые за четыре месяца ужинал с семьей. Это было классно.

О сносах домов

В Узбекистане привыкли жить спокойно и медленно. [Люди] не были готовы к реформам, которые поставил Шавкат Миромонович. Я должен был показать свою работу и я начал действовать очень быстро. В этом я немножко ошибся. И здесь начался негативный период. Я хотел по поручению президента быстро вытащить Ташкент на следующий этап.

Была ситуация такая. Предприниматель сказал, что поговорил со всеми жителями, у них претензий нет. Я подписывал решение по законодательству. Я верил предпринимателям, сейчас у нас большие возможности для предпринимателей. Я не могу остановить их деятельность. Они, пользуясь моим решением, едут к хозяевам домов: вот решение хокима, ты должен переселиться в другое место, которое я тебе предлагаю; если ты не соглашаешься, по закону я имею право через суд снести твой дом.

Естественно, народ испугался. Некоторые недобросовестные предприниматели хотят заставить людей переселиться в место, которое они предлагают, пользуясь моим решением. А эти места — неравноценная компенсация.


Есть механизм проверки предпринимателей. Мы это делали. В любой стране бессовестные предприниматели найдут лазейку, выгодную для себя. Бизнес должен быть взаимовыгодным. Тогда бизнес будет развиваться.

Практика так показывает во всем мире, что в конечном счете такой (нечестный — ред.) бизнес проиграет. А кто работает нормально, у тех работа идет, они занимаются сносом без скандалов.

А по поводу сносов, которыми занимался хокимият, я не видел ни одного человека, который остался недовольным. Да, была где-то в 78-м доме одна женщина, которая хотела не 30, а 40 тысяч долларов [за квартиру].

90−95% людей согласны быстро уйти при сносе, потому что устали жить в таких домах. Там нет канализации, там много проблем. Но один-два человека просто хотят больше денег за свою квартиру, пользуясь случаем.

До меня ломали и строили. Генплана тогда тоже не было. Генплан — как демократия и либерализация. Он делается годами, постоянно. Если я отдам предпринимателям все пустующие земли, Ташкент станет самым беспорядочным городом в мире, как Дакка. Я должен держать пустую землю для будущих поколений, для озеленения.

Раньше был парк с памятником Зульфии. Эту землю [под застройку] просили такие люди, которым я не мог отказать. В парке «Голубые купола» просили построить гостиницу. Если бы я отдал это место, я был бы слабаком. Если я отдам пустующие земли под строительство, ветхое жилье у нас никогда сносить не будут.

Об архитектурных памятниках Ташкента

Если зданию сто лет — это не архитектурный памятник. «Полкушка» — вы бы там жили? Поживите там полгода, там невозможно жить. Там нет канализации. Там нет ТЧСЖ, никто не берет на себя ремонт крыши. Я не считаю сталинские дома архитектурным наследием. Кукельдаш, театр Навои — я считаю архитектурным наследием.

Когда строили 45-й дом, знали, что позади него у нас история, которой 2000 лет. По закону архитектурное наследие трогать нельзя. Они трогают этот дом и говорят, что это архитектурное наследие. Пусть будет ни жителям, ни бизнесменам. Я снесу дом и сделаю там парк, чтобы Минг Урик было видно с улицы. Я хотел открыть тысячелетнюю историю.

О вырубке деревьев

Проблема была в районных хокимах, которые давали разрешение на рубку. Озеленение уничтожали браконьеры. У них такой налаженный бизнес. В Намангане, Фергане деревьев не осталось. Вырубленные деревья уезжали в Ферганскую долину. Мы нашли эти цеха в Ферганской долине.

Я не могу на 100% решить эту проблему. Есть разные рычаги для борьбы с этой проблемой.

О работе с Ахметом Демиром и КБ «Стрелка»

Как мне сказали, когда Демир пришел в Узбекистан во второй раз, он собирался инвестировать 30 млн долларов на реконструкцию гостиницы «Чорсу». Ему дали отель бесплатно. Два года прошло, ничего не делается.

Я с ним разговаривал. Он сказал, что ему дали два гектара, и ему нужно еще три сзади, где территория спорткомплекса JAR. Я сказал, чтобы он сделал сначала фасад [гостиницы], потом поговорим. Он говорит, что общался с американскими инвестиционными компаниями — они сказали, что проинвестируют проект при получении пяти гектаров. По законодательству он не имеет право выдвигать под залог американской компании освобожденное от инвестиционных обязательств здание.

КБ Стрелка — опытная компания. Мы им 500 тысяч долларов заплатили, не из бюджета города. Договор был на три месяца. Они осуществили один проект — Ц-5. Мне очень нравится это место. Нам обошлось это в 1,1 млн долларов. Хорошая работа стоит денег. У нас таких перекрестков 560.

У нас есть проект, мы уже знаем, как это делать. Если вы заметили, Стрелка начала, а наши узбекские компании продолжили делать тротуары. Это не лучше, но и не плохо. Анхор до телебашни, проспект Алишера Навои. Год работы [КБ Стрелка] стоит 2 млн долларов. У нас нет столько денег. Но мы в контакте, они хотят работать с нами. Когда у нас в хокимияте будет много денег, мы будем делать другие перекрестки.

О предпринимательстве и успехе

Закон для всех одинаковый. Если вы хотите завтра производить холодильники или телевизоры, вы можете это сделать. Говорят: «Монополисты», потому что мы много продавали. Я не знаю, можно ли назвать это монополией. Люди, называвшие меня монополистом, думают, что у меня льготы и поддержка. Но у них нет практики, они боятся войти в рынок.

Можно с трех полей получить 3, 5 и 20 тонн картошки. Являюсь ли я монополистом, если у меня 20 тонн картошки? Просто я изучал, как и когда ее сажать. Вся наша команда работала над этой картошкой. У меня нет никаких условий при продаже картошки.

У нас было и есть много конкурентов. Но в бизнесе, говорят: 10% — ум, 90% — смелость. Многие дают бизнес-тренинги. Я хочу у них спросить: ты чем занимаешься? Они рассказывают, как стать миллионером. Почему у него нет миллиона? Потому что нет смелости.

Надо создать не компанию, а семью, члены которой уважают и защищают друг друга. И в хокимияте я хочу создать такую семью. Я бываю на встречах во многих местах и удивляюсь тому, что большие чиновники сбрасывают с себя ответственность на заместителей. Это дешево. В любых проблемах общества виноват руководитель. Если создать семью, никакого проигрыша не будет.

Терпение дает профессионализм. Любой бизнес хорош, если он хорошо работает. Надо доводить до конца. Сотрудники — самый большой капитал.

По мнению Джахонгира Артыкходжаева:

«Идеальный Узбекистан — это сплоченность».

«В Узбекистане никогда не научатся соблюдать очереди».

«Нужно делать разметку дорог ночью».

«Патриотизм — это любить народ, семью, государство и президента».

«Мы научили ездить водителей неправильно. У нас не было условий для этого».

«Узбекистан через пять лет будет лучше, чем сейчас».