Когда на сквере Амира Темура в Ташкенте росли вековые деревья, многие горожане приезжали в центр, чтобы поиграть в шахматы, съесть мороженое или найти опавшие плоды каштановых деревьев. Дело не в том, что мест для этих занятий в городе больше не было, а в том, что люди хотели так провести свой досуг именно в этом месте — месте силы.
Фото: Julia S. / Tashkent Retrospective / zen.yandex.ru.
Почему важно создавать общественные пространства, ради посещения которых человек преодолевает большие расстояния, и как создавать эти пространства? Об этом корреспондент «Газеты.uz» Сабина Бакаева поговорила с исполнительным директором компании Citymakers International Марией Пономарёвой и руководителем проектов Антоном Айсиным.
Citymakers International — аналитический и проектный центр по разработке и сопровождению проектов городского развития. Компания участвовала в разработке проекта московского парка Зарядье, который называют триумфом современной архитектуры и новым символом России и её столицы.
Парк Зарядье. Фото: Philippe Ruault / Diller Scofidio + Renfro.
В начале августа команда Citymakers International прибыла в Ташкента для разработки видения проекта благоустройства одной из зелёных зон Ташкентской агломерации — как этот парк мог бы выглядеть, если бы администрация решила его благоустроить.
Несмотря на то, что условия контракта пока не позволяют огласить заказчика работы и даже место, Мария Пономарёва и Антон Айсин рассказали «Газете.uz» о философии компании, преимуществах зелёных зон Ташкента и фундаментальных принципах своей работы, позволящих им создавать общественные пространства, которые хочется посещать.
— Расскажите, пожалуйста, с какой целью вы приехали в Ташкент.
Мария Пономарёва: Мы делаем видение проекта благоустройства зелёной зоны в одном из городов Ташкентской агломерации. По сути это искусственно высаженный лес. Наша задача — предложить решения, которые позволят сделать это место удобным для пользователей. Возможно, администрации города этот проект понравится, и они решат реализовать его, поняв, что это проще, чем капитальное благоустройство. Возможно, нет.
Ташкентский ботанический сад. Иллюстративное фото: Евгений Сорочин / «Газета.uz».
Мы делаем это, потому что нам в целом интересны природные территории с парками. Это одно из наших направлений, которое мы развиваем. С другой стороны, нам очень интересен рынок Узбекистана. Здесь много возможностей и много того, что можно улучшить. Мы понимаем, что не можем пока заходить как коммерческая организация, поэтому пока участвуем в благотворительных некоммерческих проектах для души и для себя.
Антон Айсин: Чтобы зайти как коммерческое предприятие, нужно понимать контекст. Важная часть нашей работы — общение с заинтересованными участниками. Наша коммерческая функция строится на помощи в построении коммуникации.
Мария Пономарёва: Одна из частей нашей работы — общение с местным населением и пользователями территорий. Антрополог нашей команды проводил интервью с жителями этого города, чтобы узнать, как они используют эту зелёную зону, что они там делают, что им неудобно, какой у них запрос.
— Зачем вам нужен антрополог?
Мария Пономарёва: В нашем коллективе порядка 60 человек. У нас работают совершенно разные специалисты: культурологи, социологи, антропологи, экономисты, архитекторы.
Антрополог — человек, который через глубинные интервью с местными жителями выявляет уникальные ценности территории. Возможно, информацию о том, как раньше использовалась территория, как люди воспринимают прошлую и текущую функции этого места.
На мой взгляд, это одни из самых ценных данных, нужных нам. Нельзя привезти сюда какой-то московский проект или в Москву — европейский. Антрополог выявляет ключевые ценности территории с точки зрения истории и восприятия пользователей и позволяет нащупать уникальность места.
Социология не позволяет сделать это, потому что она — о массовом запросе населения. Именно антропология позволяет выявить айдентику места.
Отдыхающий в зелёной зоне вдоль канала Бурджар у улицы Афросиаб в Ташкенте. Иллюстративное фото: Евгений Сорочин / «Газета.uz».
Антон Айсин: Ключевая задача антропологии в урбанистике — понять, как люди интерпретируют территорию. Антрополог задаёт узкие вопросы, например, спрашивает человека о его профессии, чтобы понять его. Затем переходит к общим вопросам: что значит это место для потенциальных пользователей? что на этой территории для них важно и что они хотели бы видеть меньше?
Также важно задавать глобальные вопросы, потому что Узбекистан для нас — новая территория. Нам важно понять, например, что такое Узбекистан и его климат для местных жителей.
— В чём ключевые ценности территории, для которой вы делаете проект?
Мария Пономарёва: Это территория на окраине города площадью 2−3 гектара — самый большой озеленённый участок в городе. У этого места нет одного хозяина. Мы выясняем, на чьём балансе оно находится. Пока же за парком следят местные жители — это одна из самых важных ценностей. Сейчас они используют эту территорию в качестве пастбища для своих коров. Это спорный момент именно для парка, потому что коровы в парке не должны находиться.
Иллюстративное фото: Евгений Сорочин / «Газета.uz».
Но у местных жителей есть негласное разделение территории на участки, за которыми они ухаживают, убирают мусор и ругают тех, кто его оставляет. Несмотря на то, что у парка нет хозяина, он выглядит ухоженным. В парке есть арыки, которые жители чистят, они регулируют полив деревьев, и у них нет корыстных интересов на эту территорию.
В целом там мало людей, и это в основном местное население. У нас было интервью в центре города с молодым человеком, который отказался идти в этот парк из-за его удалённости и сказал, что никогда не ходит туда.
В этом очень красивом месте есть проблема инфраструктуры: нет ни туалетов, ни урн. Но если люди пользуются этим местом, то минимальная инфраструктура нужна.
Местные жители переживают, что эта территория продана предпринимателям, которые строят рядом с парком торговый центр. Люди уже вырыли арык, чтобы образовать здесь пруд, но ничего не знают о будущем этого места. Одни говорят, что сейчас всё обнесут забором, другие рассказывают, что в этом году в парке запретили собирать сено. Может, у инвестора и местной администрации благие цели. Но никто не донёс их до жителей.
Экопарк в Ташкенте. Иллюстративное фото: Евгений Сорочин / «Газета.uz».
Антон Айсин: И вот это трудность: нет постоянной коммуникации, которая помогала бы объяснять изменения. Нет привычки общения. Скорее всего, администрация имеет прозрачную и понятную логику. При этом она не информирует жителей заблаговременно. И жители могут ощущать, что у них что-то забирают. Возможно, это ощущение иллюзорное. Но для того, чтобы его развенчать, нужно говорить людям, что происходит и почему. Есть и более продвинутые решения по вовлечению жителей в процессы изменений. Но первый шаг — это заблаговременно информировать.
Если бы это был коммерческий проект, мы бы не подписались на такие исходные данные: без понимания того, чья это земля, как выйти на администрацию, чтобы с ней общаться, как выйти на бизнес. Местные жители, мэрия и бизнес — это всё важные участники, с которыми нужно разговаривать.
— Как жители относятся к возможному благоустройству, которое может лишить их возможности пасти на этой территории скот?
Мария Пономарёва: Плохо, но надо искать решение.
Антон Айсин: Плохо то, что они чувствуют себя исключёнными из процесса коммуникации. Они живут в мире тревог и страха потерять что-то ценное для них.
Интересно, что люди могут вести рациональный разговор, ведь между собой они договорились об уборке парка, разбив его на участки. Значит, они смогут рационально говорить с властью. Но из-за того, что никто не вовлекает их в такую дискуссию, они ведут себя эмоционально. Если вовлечь их в рациональный разговор, страх исчезнет, и люди, которые привыкли обсуждать вопросы сообща, могут найти компромисс с властью.
Постсоветская привычка отсутствия коммуникации характерна для многих городов бывшего СССР. И для Москвы это тоже характерно, хотя Москва в этом отношении, на мой взгляд, хорошо движется. Москва нашла решения общаться с людьми посредством общественных слушаний, портала «Активный гражданин» — это то, что устраивало и администрацию как инструмент развития города, и то, что позволяло жителям не чувствовать себя потерянными.
Ташкенту точно так же нужно попытаться найти эти инструменты, не беря готовое решение, потому что все города уникальные. Но решение нужно, чтобы решить эту проблему, действовать на опережение и избежать конфликтов.
Всегда есть компромисс. Коммуникация должна вестись для того, чтобы нащупать выгоду для всех. Наверняка в благоустройстве этого парка есть выгода для всего города. Совсем одиозных случаев, когда что-то делается ради выгоды только одного чиновника, очень мало.
Мария Пономарёва: Например, Зарядье — самое «жирное» место в Москве, где всегда пытались построить торговый центр, но в итоге сделали парк. Парк не может быть прибыльным. Парк окупается в течение многих десятилетий. Это, скорее, нематериальная выгода для города: жителям подарили общественное пространство и жители рады.
Парк Зарядье. Фото: Иван Баан / Diller Scofidio + Renfro.
Возможно, в следующий раз они отдадут голоса за человека, который для них сделал что-то приятное и полезное, нежели отдадут голоса за человека, который ради собственной выгоды построил торговый центр. Выгода может быть финансовой, а может быть в повышении лояльности пользователей к своей кандидатуре.
Парк Дружбы (бывший Бабура) в Ташкенте после реконструкции. Фото: Евгений Сорочин / «Газета.uz».
Антон Айсин: Но даже если выборов нет, можно говорить о счастье людей: насколько жителям приятно жить в городе, насколько молодёжь хочет жить в городе. Уехать при желании из Узбекистана можно. Но вопрос желания жить в этом городе и удовлетворённости жизнью в этом городе очень важный. Здесь много университетов, много молодёжи, и важно, чтобы эта молодёжь получала образование и оставалась в Узбекистане. Это глобальная задача.
— Как парки влияют на желание уехать или остаться?
Антон Айсин: Это не только про парки, это про качественную городскую среду. Чтобы в городе было приятно находиться и проводить время, чтобы люди чувствовали, что есть музеи, в которых что-то происходит, что есть культурный процесс, что город не застрял где-то в абстрактной середине нулевых, а движется вперёд. Да, своим путём, на основе своей уникальной культуры, но вместе с остальными.
Фестиваль «Инжир» в Парке Дружбы в Ташкенте. Фото: Евгений Сорочин / «Газета.uz».
Ощущение встроенности в глобальную повестку удерживает молодёжь там, где она родилась, потому что молодёжь чувствует, что здесь она может больше, потому что она понимает и знает, как этот город живёт и как в этом городе жить.
— Вы сказали, что парк находится на окраине города. Что может стать притяжением для людей в зелёной зоне, находящейся на периферии?
Мария Пономарёва: Наша задача — придумать это. У нас был похожий проект в Азербайджане. Там тоже парковая территория, находящаяся на окраине города. Заказчик хотел аналог ЦПКиО им. Горького в Москве. Но мы поняли, что никакой парк Горького там не нужно делать, потому что там совершенно другая культура, люди иначе проводят досуг. В итоге мы сделали проект, который стал центром притяжения людей. Они понимают, зачем туда приезжают, и приезжают не на пару часов, а чтобы провести там все выходные вместе с семьей.
В Узбекистане другой проект. Это совершенно зелёная территория, где приятно проводить время. Там очень прохладно от абсолютно чистой горной воды с ледников. Она течёт в арыках, в которых можно плескаться и не нужно за это платить. Мы общались с экологом-биологом, которая сказала, что ничего опасного в этой воде нет. Но здесь особо не поплаваешь, потому что вода всегда очень холодная.
Иллюстративное фото: Евгений Сорочин / «Газета.uz».
Поэтому перед нами стоит задача сделать так, чтобы люди приезжали. Они и так приезжают в выходные на пикники с кучей детей, с мангалами, керамическими, а не пластиковыми тарелками.
Антон Айсин: В арыке довольно сильное течение, и если делать искусственный водоём, его можно достаточно быстро наполнять. Воду можно использовать для каких-то дополнительных активностей. Но это всё — совершенно предварительные гипотезы.
Когда мы начинали разработку стандартов для особо охраняемых природных территорий России (ООПТ), мы сделали каталог, куда вошло около 100 активностей, начиная с банального пикника и заканчивая наблюдением за муравьями, — в некоторых ООПТ это продаётся как коммерческая услуга.
Если этим вопросом заниматься, можно очень неожиданные вещи находить. Но очень важно, чтобы местным жителям это было интересно.
Мария Пономарёва: Нам эколог-биолог сказала, что в Узбекистане увлекаются бёрдвотчингом (наблюдение за птицами — ред.).
Фото: Евгений Сорочин / «Газета.uz».
— Скорее, у нас бёрдвотчингом увлекаются люди из экосреды.
Антон Айсин: Она так и сказала, но на самом деле, бёрдвотчинг — это хороший туристский продукт. Пожилые иностранцы, у которых есть определённый накопленный доход, любят заниматься этим. И если в Узбекистане есть какие-то уникальные птицы, они сюда могут приехать.
— Расскажите о философии Citymakers International.
Мария Пономарёва: Ориентированность на человека, поиск уникальности в каждом проекте. Проект можно сделать очень быстро — за месяц. У нас разработка занимает в два раза больше времени, потому что предварительно проводится большая исследовательская работа. Заказчики часто не понимают и говорят: «Мы сейчас всё расскажем. Мы всё знаем». Их знания нам нужны, но нам также важно погрузиться в контекст, на основе которого мы будем принимать проектные решения.
Антон Айсин: И третий принцип — междисциплинарный баланс. Это баланс между социологией, архитектурой и экономикой. Когда мы разрабатываем проект, мы разрабатываем несколько моделей: сервисную, архитектурную (функциональная) и экономическую.
Архитекторы продумывают, какие архитектурные функции здесь могут быть уместны. Если это парк, то они зонируют пространство, чтобы в парке были разные интересные участки, и занимаются благоустройством, чтобы эти зоны были интересными.
Они учитывают, что пользователям пространства должно быть комфортно сосуществовать в этом пространстве. Чтобы велосипедисты не сбивали пешеходов и детей, мамы с колясками ходили в тишине, а шумные группы отдыхающих были в другом месте.
Затем социологи-аналитики, которые изучают человека, делают сервисную модель. Если архитектор делает площади, то аналитики и социологи думают о типах досуга: игра в шахматы, шашки, пикники.
Парк Дружбы в Ташкенте. Фото: Евгений Сорочин / «Газета.uz».
Экономисты просчитывают, сколько это будет стоить, кто может быть потенциальным оператором этой функции, как это сделать, чтобы бюджет не получился космическим?
И этот баланс между тремя аспектами очень важен. Деревья можно сажать, а потом за ними можно не ухаживать, потому что изначальная модель была про сажать деревья, а не растить их.
— Как с деревьями эта модель может работать?
Антон Айсин: Например, в Москве бюджет компании, которая управляет парками, закладывается не только на благоустройство, но и на поддержку, чтобы дирекция ежегодно получала определённое финансирование на уход. Если мы делаем такую работу, мы сразу оговариваем, что благоустройство полетит, если его потом не поддерживать. Если потом придёт организация, которая будет минимизировать расходы, все закончится.
— Наверное, вы посетили некоторые парки Ташкента. Расскажите, пожалуйста о своих впечатлениях.
Мария Пономарёва: Мы видим, что Ташкент — комфортный город. Мы думали, здесь будет очень жарко, так как знаем о проблеме вырубки деревьев. Об этом мы узнали в соцсетях, из разговоров с таксистами и прохожими. Также у нас здесь живут друзья.
Но мы видим, что по сравнению с Москвой Ташкент очень зелёный. Здесь огромные деревья, которые создают комфортную среду для пребывания на такой жаре. Из разговоров с людьми мы выяснили, что несмотря на жару, деревья здесь зелёные благодаря продуманной системе полива в городе. К каждому дереву подведены трубы. Конечно, эту информацию ещё нужно проверять. Но в целом мы видим, что есть система орошения. Возможно, не везде.
Канал Анхор в Ташкенте. Фото: «Газета.uz».
Из парков я была в парке керамики, на «Голубых куполах» и на сквере. Мы видели фотографии сквера: просто сердце разрывается, что такое можно было сделать. Это странная история, странные утверждения о вреде чинар для аллергиков. Берёзы тоже плохие. Странно то, что это решение до сих пор не объясняется.
Но это всё трудно назвать парками. Скорее, это маленькие скверы. Центральный парк Тельмана, который я тоже посетила, — парк, но там есть аттракционы.
Антон Айсин: Мы были в парке у комплекса Памяти жертв репрессий. Он производит впечатление незаконченного. С одной стороны, есть новое и приятное здание музея. Но канал Бозсу в этом парке устроен так, что люди не могут взаимодействовать с водой.
В целом зелёные зоны, которые мы посетили, выглядят ухоженными, и это очень хорошо. Но они ухожены как советские регулярные парки: аккуратно подстрижены, бордюры есть, тротуары, обычный газон.
При этом стволы деревьев красят в белый цвет. В Ташкентской области мы увидели одно решение, которое, возможно, более традиционно для борьбы с жуком: стволы деревьев обтягивают тканью. Возможно, проблему с вредителями можно решать более эстетично, опрятно и даже традиционно. Традиции состоят не только в том, чтобы строить дома с классическим орнаментом, но и в благоустройстве и использовании таких хозяйственных деталей.
— Традиционные решения в благоустройстве есть. Недавно в Ташкенте вдоль тротуаров начали устанавливать каркасы для виноградников, которые, когда вырастут, создадут тень над пешеходными путями. Такое решение я впервые увидела в Фергане, и сейчас его реализуют в Ташкенте, причём не в центре. Это радует.
Мария Пономарёва: Это прекрасное решение! А если возвращаться к паркам Ташкента, то это стандартные советские парки. Ничего плохого сказать о них нельзя. Но такой парк может быть где угодно.
— Он должен быть уникальным?
Антон Айсин: Он не то, что должен быть уникальным. Но если, например, архитектура города пытается и у неё получается быть уникальной, то почему бы это не продолжить и в благоустройстве, и в парках?
По-хорошему, не только у города должен быть свой уникальный культурный код. Можно двигаться дальше и благоустраивать отдельные районы, исходя из особенностей этих территорий.
Ответвление канала Анхор в парке у памятника «Мужество» в Ташкенте. Фото: Евгений Сорочин / «Газета.uz».
Например, у нас был проект в Саратове, когда нужно было предложить отдельные форматы благоустройства и сценарии развития для пяти общественных пространств, в том числе для пляжа, зелёной зоны, мемориального парка на возвышенности. Такие форматы, чтобы человек, попадая в каждое из этих пространств, сразу видел в них уникальность: уникальные материалы, идеи, услуги, атмосферу. Чтобы человек в идеале не просто захотел посетить зелёный парк, а конкретно этот парк, потому что он уверен, что там есть что-то интересное, чего больше нигде в городе нет.
Из этого складывается уникальное присутствие в городе, и это на самом деле привлекает туристов, привлекает даже жителей, заставляет их с большим интересом находиться в городе и больше времени проводить в нём. Это очень хорошо для экономики.
— Вы сказали, что про советские парки нельзя сказать что-то плохое. Но в чём функция советского парка?
Антон Айсин: Советский город — это город-ансамбль, город-витрина. И он мыслился как территория, которую можно созерцать с какой-то точки. В целом это источник гордости за красивый, равномерный и ритмичный город.
Современный город — это город, который видится с масштаба одного человека. Это город, в котором жителю интересно и удобно находиться. Это город, в котором не должно быть жарко, скучно, страшно.
Открытые большие пространства, например, большие площади, могут вызывать чувство страха, неуютности, потому что есть золотые пропорции, что человеку комфортно, когда он ощущает камерность пространства. Большие открытые пространства пугают.
Парк комплекса Памяти жертв репрессий в Ташкенте. Фото: Евгений Сорочин / «Газета.uz».
В Советском Союзе парки мыслились не как место, где люди будут сидеть на пикнике. А как место, куда люди придут культурно отдохнуть, посидеть на скамейке, купить мороженое, послушать выступление вокально-инструментального ансамбля, а затем люди культурно разойдутся по домам.
А форматы, что человек может купить на базаре фрукты, взять с собой плед и пойти отдыхать под чинарой, — такие форматы если и были, то никогда советскими строителями не предусматривалось. Поэтому эти парки функционируют как витрина, как декорация. А люди были просто частью этой декорации. Сейчас же наоборот, сначала нужно, как мы считаем, смотреть на человека и его интересы и потом под это проектировать парк.
— Выходит, в парках Ташкента, которые вы посетили, нет функций для взаимодействия человека с пространством?
Антон Айсин: У нас выборка маленькая, конечно. Если посмотреть на карту, то территорий, отмеченных как парки, много. Мы посетили очень небольшую часть. Но в тех, где мы были, нет ощущения, что для кого-то из посетителей эти парки являются своими местом. Например, местом, куда они приходят поиграть в шахматы.
Мария Пономарёва: Хотя у вас в культуре это есть. Мы видим, что люди играют в шахматы, нарды, карты. Шахматная история в Ташкенте очень развита. Детей отправляют, скорее, в шахматную школу, чем в музыкалку.
— Раньше на сквере играли в шахматы, но после того, как его вырубили, я там шахматистов не встречала.
Антон Айсин: В этом и проблема. Раз там теперь нет деревьев, можно поставить какие-то перголы, чтобы были озеленённые территории, чтобы людям было приятно сидеть. Сейчас эти скамейки на сквере не имеют специального затенения. Когда делается благоустройство, можно закладывать столики для игры в шахматы или нарды, перголы, чтобы можно было прятаться от солнца.
Сквер Амира Темура. Фото: Евгений Сорочин / «Газета.uz».
— Если советские парки — это декорации, а человек — её часть, то что такое современный парк?
Мария Пономарёва: Например, Зарядье сложно назвать парком. Мы не называли его так между собой, когда работали над проектом. По сути Зарядье — это дом, на крыше которого разбит парк со множеством павильонов-нор, где можно спрятаться в непогоду. В каждой норе есть своя функция: есть медиацентр с развлекательным контентом, есть заповедное посольство со школой, где дети изучают природу. Под землёй есть филармония. Получается, что крыша филармонии — это холм с амфитеатром. И этот холм укрывает стеклянная «кора», которая защищает от непогоды.
Парк Зарядье. Фото: Diller Scofidio + Renfro.
Если говорить о благоустройстве Зарядья, то там дикая зелень пробивается через бетон, нет бордюров. Таким образом, мы хотели создать ощущение дикой природы на контрасте, например, с Красной площадью — полностью вымощенный брусчаткой и открытой.
В Зарядье деревья, конечно, ещё не подросли. Но когда они вырастут, ощущение дикой природы там усилится. У нас там маки сами зацвели, кто-то землянику нашёл. Очень много птиц появилось благодаря тому, что озеленение представлено не газоном и искусственно высаженными цветами, а характерными для средней полосы России растениями.
Парк Зарядье. Фото: Diller Scofidio + Renfro.
Антон Айсин: Идеи, которые мы озвучиваем, сформированы жителями городов, которые существуют как города очень давно. И сегодня эти люди пришли к новому осмыслению города: город, который возвращает природу, а не вытесняет её.
Условно понятно, что если смотреть на Ташкент глазами его администрации, то она, наверное, хочет сделать город, который был бы приятен приезжим из регионов Узбекистана, где присутствие дикой природы ощущается. То есть он должен производить впечатление столицы, как это понимается многими жителями. Но мне кажется, Ташкент и другие города Узбекистана могут быть более глобальными городами, более открытыми для мирового сообщества. Это могут быть города в сердце Центральной Азии. И как будто у Узбекистана такая амбиция есть.
Например, в парке у комплекса Памяти жертв репрессий я так и не увидел приятной для прогулок набережной. Прекрасный парк, прекрасная плитка, а потом всё заканчивается цементом. Спуски к воде никак не оборудованы.
Скорее всего, проблема в том, что заказчик не видел ценности в благоустроенном променаде вдоль набережной. И это было характерным свойством для развития городов до 1950-х, когда вода воспринималась как что-то техническое, как транспортная артерия. А сейчас в мире очень популярно возвращение воды в город, потому что вода — это что-то уникальное для города. А в контексте климата Ташкента это ещё источник прохлады.
Река Чхонгечхон в Сеуле, которую в середине ХХ века решили забетонировать и превратить в шоссе. Строительство дороги заняло 22 года. В начале нулевых реку решили вернуть. Сейчас это одно из любимых общественных пространств города. Фото: Аркадий Гершман / urbanblog.ru.
Набережные должны быть готовы для отдыха горожан летом. Если российские города активно готовятся к зиме, то города Узбекистана к лету: деревья нужно поливать, придумывать активности для жаркого времени года.
Фото: Евгений Сорочин / «Газета.uz».
Когда мы делали стандарты развития туризма для природных территорий, мы отдельно прописывали зимние и летние активности для России. Что-то похожее должно быть и в Ташкенте: активности для прохладной или даже минусовой температуры, для жары. Потому что это совершенно разные форматы пребывания на открытом воздухе.
Такая сезонность позволяет людям круглый год быть в городе, потому что город должен равномерно использоваться во времени и пространстве. Идея города, в которую мы верим, — про общественные пространства. Они необязательно должны быть уличными. Но они общественные.
— К каким зимним развлечениям могут готовиться города Узбекистана?
Антон Айсин: Во-первых, фестивали еды с безалкогольными согревающими напитками. Это отдельная очень большая культура. В летнюю жару еда совершенно не так воспринимается как в холодное время. Это одно перспективное направление.
Другое направление — спорт, марафоны, пробежки, потому что в такую жару не особо побегаешь.
Осенью и весной можно устраивать разного рода кинопоказы, публичные лекции. В Европе встречаются вообще жанры, когда людям раздают пледы, и они сидят на воздухе, слушают лекции или концерты.
Может быть, в Ташкенте это будет воспринято неверно — как какое-то бедное или дешёвое решение. Если у ваших жителей есть установка, что всё должно быть в закрытых помещениях, то что-то под открытым небом может быть воспринято, например, как «денег не хватило на крышу».
— Нет, в нашей культуре очень много мероприятий, в том числе семейные, традиционно проводятся под открытым небом. Даже быт связан с открытым воздухом: летом люди спят во дворах своих домов на топчанах.
Мария Пономарёва: А культура кинопоказов на открытом воздухе есть?
— Недавно появились два летних кинотеатра в парках, где нет аттракционов.
Мария Пономарёва: А в каждом парке есть аттракционы?
— Во многих парках есть аттракционы. И как раз один из летних кинотеатров появился в парке, где произошёл исключительный случай: демонтировали все старые аттракционы, построили летний кинотеатр и не установили ни один аттракцион взамен демонтированных. И там как раз была коммуникация с людьми. Их собрали, спросили, что они хотят, и реализовали почти всё. Это Парк Дружбы (бывший Бабура).
Антой Айсин: Аттракционы — это тоже большая беда, потому что они, как правило, исчерпали свой срок эксплуатации, они опасные. Они зачастую созданы в стилистике цирка 80−90-х, когда и были созданы. А тогда действительно в моде были излишне яркие цвета и картинки. Но это было ново, в духе эпохи. Сейчас это выглядит уже очень-очень некрасиво. Это китч, который портит вид города.
Фото: Абдулло Ёдгоров / «Газета.uz».
Город пытается быть красивым, но идёшь по Бродвею, и там предлагается ударить грушу. Сама по себе это очень хорошая идея — спорт, люди смотрят, кто сильнее. Но в то же время как будто бы напротив Министерства юстиции это не совсем уместно.
Мария Пономарёва: Много где в городе мы видим плитку для незрячих и велодорожки. Это давно делается?
— С 2020 года. И всё ещё делается.
Мария Пономарёва: Просто они периодически прерываются, и часто непонятно, что дальше. Едешь на велосипеде и вдруг забор или проезжая часть, или бордюр, или велодорожка заканчивается. Причём в одних местах плитка для незрячих обрамляет наклонившееся дерево, но буквально через 10 метров она заканчивается, и, видимо, слепой человек здесь должен закончить свой жизненный путь.
Велодорожка на Нукусской улице в Ташкенте. Фото: «Газета.uz»
Как будто стратегически их не продумали. Может быть, всё это ещё в процессе. Мы не знаем, есть ли генплан, который предусматривает длинную велосипедную или пешеходную сеть. Или это разовые решения для конкретных участков, или была плохая дорожка, которую переложили.
— Это делается в рамках стратегии по строительству в Ташкенте более 600 км велосипедных и пешеходных дорожек. Скорее всего, план есть, но пользоваться велодорожками невозможно, а маломобильным пешеходам сложно пользоваться тротуарами.
Антон Айсин: В Москве, наверное, первые лет пять всё благоустройство было экспериментальным. Каждый год всё перекладывали. У вас ещё сделано качественнее. В Москве плитка зимой вставала как айсберг, был риск, что она лежит на воде. Проходя по ней, человек просто мочил ноги. Качество исполнения было очень низким. А парковка платная в Ташкенте?
— В целом нет, но на некоторых улицах фактически платная. Вдоль многих центральных улиц надо заплатить нелегальному парковщику.
Антон Айсин: В Москве платные парковки сначала вызвали большое недовольство, потому что местные жители испугались, что их заставят платить за парковку рядом с домом. Было опубликовано решение, которое вызвало недовольство жителей, и администрация отреагировала компромиссным решением, расширив количество резидентных парковок. Этот диалог очень важен. Но пробок у вас нет.
— В часы пик на велосипеде быстрее, чем на машине.
Антон Айсин: Удивительно. Мы бы не рискнули в такую жару, но точно поехали бы при температуре ваших зим. Но у вас, кстати, при такой жаре помещения не охлаждают кондиционерами так сильно, как в Дубае.
— Потому что электричество надо экономить, чтобы всем прохлады хватило. Некоторые офисы приостанавливали на несколько дней работу, потому что постоянные отключения электричества и следом жара не позволяли людям работать.
Антон Айсин: Представьте, если бы вы смогли пойти из офиса не по домам, а в парк, где есть тень и скамейка, сухие фонтаны (фонтаны на уровне земли) и работающий Wi-Fi, а не Sola-Free.
Если сажать деревья с целью вырастить их, то они могут охлаждать здания, и тогда потребность в охлаждении помещений снизится. Поэтому грамотный подход к проектированию города может частично решить даже проблемы энергетики.
