Почему традиционное образование в школе за партой от звонка до звонка должно измениться? Учат ли детей в школе критически обрабатывать информацию или просто впихивают как можно больше фактов? Почему так важно осознанное родительство и работа родителей над своим образованием? На вопросы «Газеты.uz» о тенденциях в мировом школьном образовании ответил эксперт в области образования и теории решения изобретательских задач Анатолий Гин. Интервью состоялось при содействии Leader School.
Анатолий Гин — консультант-эксперт по ТРИЗ (теория решения изобретательских задач), основатель и научный руководитель международной лаборатории «Образование для новой эры», занимающейся разработкой методов развития творческого мышления и обучения решению нестандартных задач. Генеральный директор автономной некоммерческой организации содействия инновациям «ТРИЗ-профи». Автор проекта Creatime, в рамках которого он издал серию книг для подростков по нестандартным решениям открытых задач. Автор книг для педагогов и детей, 25 книг для детей и подростков изданы в 13 странах.
— Вы часто говорите, что образование — это не просто обучение, а создание, «образовывание» чего-то нового. На ваш взгляд, насколько современное образование в целом и узбекское образование в частности, если вы успели с ним поближе познакомиться, справляется с этой задачей — созданием нового? Если не справляется, что мешает?
— Сейчас модно говорить, что мир стал глобальным, очень быстро меняющимся, динамичным. Мы — первое поколение людей на планете Земля, на чьих глазах — на глазах одного поколения — мир поменялся абсолютно, и сейчас он меняется всё быстрее и быстрее. И такой мир требует сейчас других подходов к образованию. Я должен сказать, что образование нигде в полной мере не справляется с этой задачей.
Традиционное образование, то, к которому мы привыкли, — парты, классы, школы, содержание образования — оно завязано на подготовке людей к индустриальной эпохе. Оно было образовано под то, чтобы люди могли работать на заводах и фабриках. Оно накопило огромную инерционную массу. Ведь в образовании миллионы людей участвуют, и они обучены определённым образом, у них определённые традиции — поэтому всё это поменять достаточно сложно. Европа, Америка — все пытаются менять, и у всех получается очень медленно.
Как в Европе, так и в Америке и Азии, даже в Советском союзе в традиционном образовании, были очень интересные и серьёзные образцы образования. Например, в Советском союзе были очень сильные физматшколы (физико-математические — ред.). Нигде в мире, наверное, не было таких сильных физматшкол, и никто не делал такого ударения. Американские «science» (интегрированный предмет «естественные науки» — ред.) — это бледная тень по сравнению с нашими физматшколами. В любой стране были высокие образцы образования, были директора школ, отдельные личности — и в Узбекистане такие есть, — которые вкладывали в это дело душу и в рамках традиционного образования делали лучшие образцы. Эти образцы заслуживают уважения, дети оттуда выходили с серьёзными знаниями, но всё это достаточно устарело. Сегодня для успешной жизни в динамичном глобальном мире требуется уже другое содержание образования.
Содержание даже лучших образцов образования сейчас такое, что мы должны передать устоявшиеся образцы культуры, а они меняются на глазах. При этом под культурой я понимаю всё. Например, наша коммуникация друг с другом — это огромный пласт культуры. Появились сотовые телефоны, интернет — и это сильно изменяет и культуру общения, и культуру в целом. Современное образование всё это учитывает только очень примитивным образом — «дети, найдите вот это в интернете». А ведь уже изменилось всё — менталитет, отношение человека к миру и мира к человеку. В традиционном образовании пока нет способов это учесть.
Нужно менять содержание образования. Раньше это была передача устоявшейся культуры. Эта функция остаётся, потому что связь времён должна быть. Но появляется новая функция — это научить человека жить в быстро меняющемся мире, очень быстро делать выбор, адаптироваться к изменениям, быть очень критичным, потому что сегодняшний мир, с учётом всех средств массовой информации, очень манипулятивный.
Когда мои ученики или мои дети достигают определённого возраста, я им говорю: «Посмотрите, в этом мире есть огромное количество людей с хорошим образованием и хорошей зарплатой, которые по восемь часов в день думают о том, как сделать так, чтобы вы купили то, что вам не нужно или сделали то, что вам не нужно. И вы сейчас принимаете решение — жить вам по их правилам или жить по своим правилам, которые соответствуют вашей душе, вашему воспитанию, вашему пониманию мира».
Подавляющее большинство людей все-таки живёт, подчиняясь этому потоку по той простой причине, что для того, чтобы прожить свою собственную жизнь, а не чужую, надо уметь понимать сложности, причём в разных сферах. Человек может быть прекрасным математиком, но ничего не понимать в социальной сфере, или наоборот.
Наша задача — учить так, чтобы люди умели понимать сложности, разбираться, быстро «врубаться» в новые пласты знаний, вытаскивать, какие там противоречия, несоответствия, и задавать вопросы, чтобы углубляться дальше и дальше и принимать правильные решения.
И это касается огромного количества пластов жизни, потому что каждый человек сегодня — одновременно и специалист определённой профессии, и родитель, и гражданин — и во всех этих ролях в идеале мы должны вести себя достаточно грамотно.
— В одной из своих статей про противоречия нового образования вы пишете, что образование должно готовить детей жить в мире, о котором мы не имеем представления. Представьте нашего рядового учителя, у которого ставка 20 часов в неделю, в классе 40−45 детей и зарплата примерно в 2 млн сумов. У него нет представления об этом будущем и времени нет, чтобы в этом разбираться. Как он может готовить ребёнка к этому будущему?
— Практически никак. Поэтому система образования должна очень серьёзно меняться, и это здорово окупается. Посмотрите, как Ли Куан Ю, когда он пришёл к власти в Сингапуре, одной из беднейших на тот момент стран, сделал ставку на образование.
Он в течение одного поколения смог организовать сильное математическое образование и сделал из Сингапура финансовый центр Юго-Восточной Азии. Образование даёт очень серьёзный результат, если в него серьёзно вкладываться.
Поэтому здесь нужна мощная политическая воля, необходимо вкладывать деньги и постепенно проводить реформы. Также нужно понимание, что надо делать — это очень важно.
— С чего начать эти реформы, каков должен быть первый шаг?
- Начинать нужно сразу со многих шагов. Самый первый — это формирование моды на образование, моды быть умным. Через СМИ, через выступления элиты, руководства страны.
Следующие шаги — постепенная, но последовательная реформа образования и очень важно родительское образование.
Такой пример. Я после школы решил освоить ещё одну специальность и пошёл в телемастера. Закончил курсы, сдал на отлично экзамен. Давали ломаный телевизор, и нужно было под секундомер найти поломку и устранить. Для того, чтобы ремонтировать простейшие, ламповые чёрно-белые телевизоры, я учился три с половиной месяца и сдал экзамен.
Так вот, когда у вас родился ребёнок, вы ничего не учите, не сдаёте экзамен, как будто ребёнок проще этого телевизора. Никто вас на дорогу не пустит, пока вы не сдадите экзамен и не получите права, а ребёнка каждый воспитывает, как на душу легло. Поэтому очень важно родительское образование.
Для этого не надо делать специальные институты. Для этого нужно формировать моду на осознанное родительство. Для этого нужно, чтобы об этом писали в СМИ, можно сделать какие-то телепередачи, организовать добровольные курсы.
— Но другая проблема — в нашем менталитете: выдали дочь или женили сына, и, как правило, через год должен родиться ребёнок.
— Год — это совсем немало, и за этот год можно посетить десяток лекций с грамотными специалистами.
— Вы говорите про осознанное родительство. Когда ребёнок начинает ходить в школу, зачастую начинается мысленное разделение функций: моя задача как родителя прокормить, одеть, обуть ребёнка, а образованием и воспитанием пускай занимается школа. Даже на родительские собрания вяло ходят. Как вовлечь родителей в образование ребёнка?
— Как я уже сказал, это формирование моды на осознанное родительство. Ребёнок приходит в школу в шесть-семь лет, и во многом это уже сформировавшаяся личность. Конечно, отдал ребёнка в школу и забыл — это безответственно.
Я тоже не ходил на родительские собрания, но по другой причине. Я разговариваю с детьми. Мне не нужно ходить в школу и узнавать, как они учатся.
Более того, мне не важны школьные отметки. Мой ребёнок говорит: «Я получил двойку по одному предмету и пятерку по другому». Я говорю: «Надо же, в каком широком диапазоне ты работаешь». И мы оба смеёмся.
Не надо делать культа из отметок, а надо работать непосредственно с ребёнком, формировать систему ценностей.
— Вы говорите, что не надо делать культа из отметок, но ведь этот культ очень развит. Ведь мы ожидаем, что ребёнок будет одинаково хорошие отметки получать, скажем, и по математике, и по литературе. И недавно ввели правило — при поступлении в вуз средняя отметка в аттестате добавляется к результатам экзаменов при поступлении в вуз.
— Это было в советское время. Но это неправильно. Дело в том, что сама система оценок — эти тройки, четвёрки, пятёрки — она ни о чём.
В сильной школе, в центре столицы ребёнок может получить тройку по физике, но эта тройка по знаниям может быть гораздо выше пятёрки, которую другой ребенок получил в сельской школе, где учителя физики даже нет.
И что тогда даст эта оценка в аттестате? Ничего. Тут даже и без коррупции вы получаете очень сильные искажения.
— Вы напомнили про сильную физматшколу в бывшем СССР или про математическую школу в Сингапуре. Но с другой стороны, вы говорите, что предметное обучение мешает цельности восприятия мира. Как быть с этим противоречием?
— Это противоречие возникает в рамках именно традиционного образования. Нужно ребёнку «впихнуть» как можно больше фактов, а этих фактов становится всё больше и больше.
К примеру, чтобы понимать физику, достаточно знать не очень много фактов — фундаментальные свойства материи, закон сохранения энергии и так далее, а дальше нужно уметь рассуждать и нужна хорошая экспериментальная база.
Мы меняем содержание образования. Если сейчас образование делает акцент на фактах, то мы делаем акцент на способах мышления и обработки информации.
В идеале в будущем надо поменять и форму образования. Надо развивать в том числе и семейное образование, индивидуально-дистантное образование. Нужно, чтобы были разные пути, и ребёнок не должен чувствовать себя ущемлённым, если выбрал тот или иной путь. Мы очень разные, и формы образования тоже могут быть разными.
Я вижу такой мир, в котором вообще нет школ, но есть другого типа учебные заведения. Но это другой тип образования, и если после нашего интервью найдутся люди, которые заинтересованы в этом, я готов сделать отдельный доклад о том, как можно вообще перестроить образование.
— Возвращаясь к вопросу о цельности восприятия мира, с одной стороны, и фрагментарности знаний, с другой. У нас в стране открывается сеть специализированных школ, где дети будут углубленно изучать те ли иные предметы. Это правильное решение проблемы?
— Это правильное решение проблемы 30 лет назад. Сейчас уже нет. Приведу конкретный пример.
Звонит мне моя сестра — она живет во Франции — её сын отучил два курса физики в одном из очень известных университетов Франции. Отлично учится, но вдруг решил заняться биологией и переводиться на биологический факультет. Я говорю: «В чём проблема?» «Он же теряет год, его переводят с понижением». Я отвечаю: «Если ему нравится учиться, в чём проблема? Радуйся, что он охватит две науки — сейчас большинство открытий проходит на стыках наук.
Сейчас большинство серьёзных проектов идут на стыке наук. Если вы сейчас выйдете на улицу, возьмёте 100 человек 30−40 лет с высшим образованием и проведёте опрос, кто из них работает по специальности, то таких будет меньшинство. Добро пожаловать в динамичный мир. Остались учителя и врачи — и то не все — все остальные часто меняют применение себя в этом мире. И с каждым днём этот эффект проявляется всё отчётливей.
Сегодня нельзя, как было раньше, подготовить человека с ранней специализацией. Сейчас всё совершенно иначе. В любой момент какая-то профессия может устареть. Приходит искусственный интеллект, и он изменит мир гораздо больше, чем даже интернет — я занимаюсь искусственным интеллектом, и мы делали прогнозы. Вы можете потратить кучу сил и денег, чтобы обучить человека, а он будет заниматься совсем другим.
Поэтому обучать нужно быстро обучаться, быстро «врубаться» в знания, перестраиваться, делать выводы, системно оценивать ситуацию и делать правильный выбор. Вот чему нужно обучать — вот это главное.
Европа уже пошла этим путём. Там бакалавриат — общее образование, а потом быстро магистратура и специализация. В этом, собственно, суть сегодняшней системы. Шаг в верном направлении, но сегодня, когда мир в технологическом развитии понёсся «вскачь», этого явно недостаточно.
Мир стоит перед очень большим выбором, когда образование станет главной деятельностью человека. Мир очень долго жил тем, что образование — для станка. Он переходит к тому уровню цивилизации, когда для развитого человека уже нет проблемы выживания. Ведь даже голод в сегодняшнем мире не из-за того, что пищи нет, а из-за нерешённых социальных проблем.
Мы впервые впадаем в такое время, когда в цивилизованном мире нет биовыживательного беспокойства у людей — всем можно обеспечить каждого. Но при этом есть опасность: люди могут расслабиться, вообще ничего не делать и деградировать. Это противоречие решается именно правильным образованием, заложенными с детства ключевыми ценностями.
— Вы автор книг по ТРИЗ — теории решения изобретательских задач. Объясните, что это такое и как рядовой педагог может это применить в своей практике?
— Для педагогов традиционных школ специально написана книга «Приёмы педагогической техники». Это книга не про ТРИЗ. Но в ней изобретательские приёмы применены для управления классом, повышения интереса, эффективной организации своего труда и так далее.
Можно просто переиздать эту книгу на узбекском языке. А вот ТРИЗ — это серьёзная наука, и её надо изучать, чтобы применять.
— Рассуждая про ЕГЭ (единый госэкзамен в России — ред.), вы говорите, что он больше направлен на запоминание фактов. В Узбекистане также система оценки пока всё ещё направлена большей частью на проверку запоминания. Система оценки очень сильно влияет на образование: что от учащегося требуется на экзамене, на то он и будет ориентироваться. Как быть с этой дилеммой?
— Вы подняли колоссально важную проблему. Система образования будет построена так, как требует система оценки. Я могу вам рассказать анекдот, который раскрывает эту тему.
Идёт человек, видит другого человека, который в темноте под фонарём что-то ищет. Подходит тот, спрашивает: «Что ищешь?» — «Часы потерял». — «Давай я тебе помогу». Они вместе ищут, ищут — нету. «Ну конечно, нет, я их потерял не здесь, а совсем в другом месте». — «А почему ты здесь ищешь?» — «Так здесь светло».
Этот анекдот о том противоречии, о котором вы говорите. В связи с тем, что современная система образования не может проверить «тонкие» вещи: умение глубоко понимать предмет, выражать собственные мысли, — она проверяет то, что может проверять, то есть поставить птичку, в каком году царь Пётр I столицу из Москвы в Санкт-Петербург перенёс и так далее. Или простую задачу: проставь формулу, найди ответ, чтобы потом можно было по ключу проверить.
Это очень жёсткое противоречие, которое нужно разрешать. Разрешается оно очень просто — свободным рынком образования. Это частично было когда-то — каждое учебное заведение вывешивало требования к абитуриентам. Человек знает, куда поступает, что от него требуется, а дальше «человек — человек». Только человек может измерить человека. Ни один тест не может проверить креативность, тем более одноразовый. У человека может просто голова болеть в этот день, а вы тест провели и его судьбу решили, решили, что он в этот вуз не годится. А может он — гений, просто голова у него в этот день болела.
Поэтому ЕГЭ якобы решил одно противоречие, но, как говорится, вместе с грязной водой выплеснул и ребёнка. Должен быть нормальный рынок образования. Ведь в производстве рынок очень быстро поднимает эффективность. Другое дело, что государства к этому не готовы и двигаются очень медленно в этом направлении — опыта нет. Мы в мире, где надо решать задачи, которые до нас никто не решал.
— Но тогда получается другая проблема. В России же ЕГЭ вводили для того, чтобы обеспечить для всех равные возможности, чтобы ребенок из глубинки, у которого нет денег и связей, но есть голова, мог поступить. У нас схожая ситуация — система тестирования призвана свести на нет коррупционную составляющую или человеческий фактор, персональные симпатии или антипатии. Как быть с этим? С одной стороны, оценивать мышление, креативность может только человек, машина этого не может, но с другой стороны, не возникают ли такие проблемы, как коррупция, субъективизм?
— ЕГЭ пыталось решить эту проблему, но не решило. Открыто пишут, что с введением ЕГЭ уровень образования в ведущих вузах страны упал. К примеру, приезжают дети со 100 баллами в ЕГЭ по русскому языку, но они просто не умеют говорить по-русски. Поэтому проблему с коррупцией не решили, а только усугубили другие проблемы.
Когда есть свободный рынок, когда у каждого учебного заведения есть хозяин, то этот хозяин очень заинтересован в том, чтобы поступали сильные учащиеся. И он сделает всё возможное, чтобы коррупции было гораздо меньше: поставит камеры, будет сам ходить и так далее. Поэтому в частных вузах высокого уровня никакие связи не работают. Каждый вуз хочет хвастаться своими выпускниками, а успешные выпускники, когда вырастут, будут помогать своему вузу — это обычная практика в развитых странах.
Частный рынок образования решает очень многое. Государство не должно вмешиваться в него, а только следить за тем, что все «играют» по законам. Установление справедливых законов — это дело государства, а с ведением конкретной деятельности всегда лучше справляется частный бизнес.
— Как же тогда быть с государственными вузами? Например, у нас частные вузы начали появляться, но их доля на рынке образования не такая высокая, особенно в регионах.
— Здесь должна быть постепенная эволюция — всё больше частных вузов и всё меньше государственных. Есть такое понятие, как приватизация, когда государственные вузы отдаются в частные руки.
Да, должны остаться какие-то государственные вузы, в том числе потому что когда их не много, они тоже создают конкуренцию частному сектору. Чем больше конкуренции, тем выше качество.
— С вузами понятно, а со средним образованием как быть?
— Если вы посмотрите на тенденции, в том числе и в Узбекистане, постоянно открываются частные школы и люди приводят туда детей. Они понимают: да, ты в частной школе платишь деньги, но она гораздо гибче, и ты там имеешь слово. И там идёт такой договор: частной школе выгодно, чтобы пришёл человек и принёс деньги, а человеку выгодно, чтобы она как можно лучше работала.
Но при этом у каждого есть мера: к примеру, школа не готова терпеть хулигана, который портит всем настроение и исключит его; человек не готов платить деньги, если не видит нужного качества. Это противоречие всё время поднимает качество работы школы.
А в государственной школе — пришёл хулиган, не даёт всем учиться, но он знает и родители его знают, что его не выгонят.
Конечно, при этом бывают отдельные случаи, когда государственная школа лучше частной.
— Не приведёт ли это к расслоению общества: те, у кого есть деньги, имеют больше возможностей получать качественное образование и, соответственно, в будущем жить лучше, а те, кто не может себе позволить качественное образование, так и остаются в «порочном кругу бедности»?
— Если вы честно ответите себе на вопрос: «Каково сейчас расслоение людей, например, в Узбекистане?» — то ответ будет: «Оно колоссальное». Если вы честно ответите себе на вопрос: «Каково было расслоение людей в Советском союзе, который пытался всех уравнять?» — то и здесь будет такой же ответ. Человек, который родился в семье генерала и проучился в Москве, и человек, который родился в семье крестьянина где-нибудь на берегах Тунгуски, жили абсолютно разной жизнью и имели совершенно разные стартовые возможности для карьеры. Эти лозунги — о равенстве — никогда не выполнялись.
Если ребёнок из бедной семьи имеет отличные способности, то, как правило, находится тот, кто вложит в него деньги. Если вы посмотрите на биографии выдающихся людей, к примеру, Тараса Шевченко — я видел тут улицу Тараса Шевченко — он родился в семье крепостных крестьян, родители ничего не могли, но нашлись люди, которые вложили в него деньги. Много поэтов, писателей, художников из беднейших семей, в которых, видя талант, люди вкладывались.
Люди никогда не были равны по своим способностям. Если отличие между людьми в росте или весе может достигать всего двух или трёх раз, то отличия в интеллекте могут быть в десятки раз.
Как прилив поднимает лодки, так и талантливые люди, когда они занимают своё место в обществе и развивают его, поднимают уровень жизни всех, и даже не очень талантливые люди начинают жить гораздо лучше.
Существует ещё масса решений. Например, образовательный ваучер. Многие студенты в Америке берут у государства малопроцентный или беспроцентный кредит на учёбу и потом его отдают. Это специальный кредит, который можно потратить только на образование.
Кроме того, государство может выделять деньги на обучение в частной школе или в частном вузе — например, на сто учеников пять учеников учатся бесплатно. Это те же деньги, которые государство тратит сейчас на государственные школы, но они будут потрачены гораздо эффективнее.
— Какими проектами вы заняты в Узбекистане?
— Здесь у меня два проекта. Первое — я хочу сделать прорыв в области ТРИЗ-педагогики в Средней Азии. Мне, как часто бывает, повезло — уже есть сильный партнёр для осуществления этого проекта.
Второй проект — хочу попытаться подготовить ребят в области искусственного интеллекта, у нашей тризовской команды в США есть патенты и ноухау на прорывную технологию в этой сфере. Для этого мне нужен сильный партнёр в IT-сфере, с большими амбициями. Я обеспечу содержание, а он обеспечит бизнес.
Беседовал Комил Джалилов.
