Галина Владиславовна Стулина — почвовед, доктор биологических наук, участник множества региональных и международных проектов, руководитель минимум десятка экспедиций по осушенному дну Аральского моря, последние из которых прошли при поддержке Программы развития ООН в Узбекистане. Она рассказывает о море, которого уже нет, о выборе профессии, о перспективах Приаралья и о составляющих успеха женщин в науке.

— Что повлияло на ваш выбор, согласитесь, достаточно редкой профессии почвоведа-агрохимика? Кто вас мотивировал, поддерживал?

— Мои родители — выпускники лесфака Сельскохозяйственного института. Во время войны мама приехала из России и всю жизнь проработала в горах в Сукоке. Она лесомелиоратор, высадила там первый в Узбекистане богарный сад. Папа работал в Министерстве сельского хозяйства, тоже часто был в экспедициях и командировках.

Я привыкла к такой жизни. Сама я окончила 18-ю школу с математическим уклоном в Ташкенте, затем поступила на физфак, как было модно в те годы. Там мне не понравилось, поэтому уже через полгода я начала работать в почвенном институте в лаборатории очень известного почвоведа-эрозиониста — Виниамина Борисовича Гусака, как раз это был год землетрясения. Через полгода я отправилась в Москву поступать в МГУ им. М. В. Ломоносова. Закончила почвенный факультет, кафедру физики и мелиорации почв, вернулась в Ташкент. Потом аспирантура, в МГУ защитила диссертацию.

Моя деятельность связана с водой, почвой, моделированием. По гранту «постдок» я готовила научную работу в Португалии, в Лиссабоне. Как говорит коллега, с которым мы изучали вопросы водопотребления и влияния климата на водопотребление, я «самообразовательная машина». Я очень много работала в этом направлении, но моя любовь — это Арал!

Приаралье — это, по существу, всё, что примыкает к Аральскому морю. В масштабе бассейна — это весь бассейн Аральского моря. Но в данном случае мы рассматриваем только ближайшее Приаралье, населённое, окультуренное с городами, посёлками. Его благополучие зависит от обеспеченности водой, в первую очередь. От чего это зависит — от водности года. А в целом — от забора воды в верховье рек.

Но надо помнить, что Приаралье имеет опасного соседа — осушенное дно моря, уникальное природное образование, новая пустыня. А раз пустыня, значит и опустынивание. Влияние осушки весьма значительно. Северо-восточный ветер переносит пыль, соль и песок, который засыпает Муйнак.

— Хотелось бы узнать предысторию вашей нынешней экспедиции: как вы впервые оказались на Арале, какая картина вам представилась тогда?

— Первый раз я попала на Арал в 1995 году со специалистами из Израиля. Тогда была идея выбрать томарикс как дерево, хотя мы привыкли, что это кустарник. Такое дерево произрастает в Израиле, и это очень дорогая древесина. Я до сих пор помню свои впечатления от поездки по дороге Нукус-Муйнак вдоль русла Амударьи, и помню сам Муйнак, который тоже произвёл на меня неизгладимое впечатление. Мне казалось, что это конец дороги, можно сказать, конец света. Но к морю я тогда не попала.

Второй раз я была уже с экспедицией, организованной в 2005 году Германским агентством по техническому сотрудничеству. Задача была оценить посадки саксаула на осушенном дне моря на территории около 30 тысяч га. Необходимо отметить, что до сих пор эти посадки очень хорошо сохранились как показательный образец для наших лесовиков. Мы наблюдали почти стопроцентную всхожесть и очень хорошее состояние ростков. Началась та экспедиция с Акпетков. Акпетки — это бывшая система озёр, восточная часть осушенного дна моря. Очень интересная территория. Там есть острова и есть озёра, которые, увы, высыхают. А потом мы изучали Муйнакскую часть, примыкающую к заливу Джылтырбас. Т. е. в тех экспедициях мы покрыли всю территорию дна.


— Сложно ли руководить экспедицией?

— В экспедициях я всё время единственная женщина, но надо сказать, что экспедиция — это в каком-то смысле семья. Если это не семья, не дружба, не коллектив, то очень сложно работать. Но у нас сложилась такая группа, которая смогла объединиться в столь тяжёлых условиях. Все помогали друг другу, поддерживали, и управлять коллективом мне было не сложно.

Последние экспедиции были выполнены при поддержке ПРООН. Работа была очень хорошо организована, и поэтому нам было легко проводить мониторинг. Кроме наших специалистов были привлечены и другие эксперты, которые раньше с нами не работали в экспедициях. Мы смогли объездить почти 5000 км и описать где-то более 2000 точек по нашему маршруту.


ПРООН в рамках совместной программы с ЮНЕСКО «Решение насущных проблем человеческой безопасности в регионе Приаралья путём содействия устойчивому сельскому развитию», финансируемой Многопартнёрским трастовым фондом ООН по человеческой безопасности для региона Приаралья в Узбекистане, поддержала две экспедиции Научно-информационного центра Межгосударственной координационной водохозяйственной комиссии Центральной Азии (НИЦ МКВК) осенью 2019 и весной 2020 года. К мониторингу состояния дна высохшего моря были привлечены представители Международного инновационного центра по Приаралью при президенте Узбекистана, а также специалисты в сфере экологии, почвоведения, гидрогеологии, дендрологии, ботаники и ГИС. Общий охват исследуемой территории составил 1,2 миллиона га, от Чинка до Островной системы Акпетки, и от уреза воды до исторической отметки моря.

— Организация экспедиции — процесс долгий, необходимо всё тщательно продумать. Поскольку территория большая, то мы вынуждены были разбивать несколько лагерей. В муйнакской части у нас их было четыре или пять. Вопрос пропитания обычно тоже решаем самостоятельно, но в этот раз у нас впервые была большая группа, состоящая из 14 человек, и пришлось взять с собой повара. Каждое утро мы рассаживались по машинам, следовали по заранее продуманному маршруту. Кстати, при разработке маршрутов используются космические снимки. Они обрабатываются, делается неконтролируемая классификация, и по виду поверхности вырабатываются маршруты таким образом, чтобы они охватили скважины уровня грунтовых вод, лесопосадки, то есть все те объекты и зоны, которые нам интересны для изучения.

Каждый из нас сосредоточенно изучал территорию вокруг, смену растительности, ландшафта, почвенного покрытия. А когда замечали что-то интересное, то колонна останавливалась, и первыми на поле исследований выходили ГИСовцы (ГИС — геоинформационная система — ред.). Их задача была определить точку, координаты, сделать фотографии на все четыре стороны. И подождать, пока я обработаю разрез.


Обычно разрез закладывается на глубину 2,5 м, но в нашем случае на такой глубине расположена грунтовая вода, поэтому наш разрез, как правило, не превышал 1,5−1,8 м. Вооружившись ножом, я спускалась по ступенькам полученного разреза и, опускаясь всё ниже, выделяла генетические горизонты почвы. Брала образцы снизу, чтобы не повредить и не спутать с другими. Таких почвенных разрезов за две экспедиции было 56. На это уходило много времени, за которое остальные участники экспедиции (геоботаники, гидрогеологи, дендрологи) описывали свои предметы исследования. Остальные точки мы проходили уже с другими специалистами, я могла только фиксировать внешний вид поверхности. Каждый маршрут очень подробно описывали от точки до точки. Вечером вся эта информация собиралась и фиксировалась в одной общей таблице.

Территория большая — за две экспедиции было пройдено 1200 км, а общий пробег составил около 5000 км. Но было очень интересно. Например, дендрологам нужно было смотреть на состояние растительности, насколько себя хорошо чувствует саксаул. Мы заметили болезни саксаула, где-то саранча и т. д. Геоботаники обнаружили лекарственные растения. Каждый специалист находит что-то важное по своему профилю, потом это всё складывается вместе, и тогда мы имеем общую картину того, что там есть.


Во время осенней экспедиции было довольно холодно. С другой стороны, из-за пандемии по коронавирусу весенняя экспедиция задержалась и проводилась летом, практически в июне, соответственно было очень жарко, экспедиция выдалась достаточно тяжелой. Очень много барханов, очень много песка. Но результат того стоил.

С 2005 до 2011 года НИЦ МКВК совместно с представителями международных организаций проводили комплексные экспедиции, включая почвенные, гидрогеологические и геоботанические исследования, с использованием данных космических снимков. Нынешние экспедиции позволили определить методы ретроспективного анализа спутниковых изображений того периода, подготовить тематические территориальные карты ГИС, сопоставить изменения в классах ландшафтов и зонах риска за последние 10 лет. Полученные данные предоставляют учёным уникальную возможность изучать процессы по формированию естественных ландшафтов на осушенном дне. Подробная информация и заключения по экспедициям отражены в книге «Мониторинг осушенного дна моря 2019−2020», которая выпущена на английском и русском языках в 2021 году.

— Однако мы не покрыли ещё 1,5 миллиона гектаров. Наша задача сейчас — получить финансирование, закончить это, и мы планируем сделать геоинформационную систему. Мы также тесно работаем с лесовиками, обсуждаем возможности совместного применения полученных результатов, т. к. самое важное на осушенном дне моря — лесопосадки. [Представители лесхоза] определяют, где провести лесопосадки, а мы предоставляем информацию о территории.

Геоинформационная система осушенного дна моря будет служить надёжной основой всех последующих работ по внедрению экологических инноваций и технологий в Приаралье, а также станет подручным инструментом для представителей лесных хозяйств. В 2020 году ПРООН оказала содействие в укреплении технического и институционального потенциала Тахтакупырского государственного лесного хозяйства в Каракалпакстане для осуществления лесопосадок на территории 150 га высохшего дна Аральского моря и создания питомников по выращиванию саженцев на площади 49 га. Ожидается, что усилия по озеленению дна моря улучшат прочность местных земель и повысят их устойчивость к изменению климата.

— Как можно изменить ситуацию в регионе Приаралья?

— Осушенное дно моря является уникальным природным образованием с точки зрения почвоведа: в нем одновременно происходит деградация чего-то и, наоборот, образование чего-то нового. Это некий живой организм, который борется за выживание. На территории в более чем 4000 га происходит самозарастание. Состав почвы также постоянно меняется: на приморском мокром солончаке после 10-летнего роста саксаула образуется пустынно-песчаная почва. С точки зрения науки это тоже очень интересно, не просто с точки зрения практики, как, например, использовать осушенное дно моря или хотя бы установить экологическое равновесие, потому что северо-восточный ветер переносит песок, соль, пыль на Муйнак и дальше. Исследования показывают, что даже в Арктике находят соли Арала. В Каракалпакстане у местных жителей часто встречаются болезни глаз, лёгких, и поэтому, конечно же, нужно создать условия, чтобы закрепить песчаное дно.

Кроме того, совершенно не зарегулирован водный режим. У нас там несколько ветландов, рыбачий залив, муйнакский залив. Получается, если очень водный год, то водоёмы разливаются и саксаул погибает. Вместо саксаула выживает тамарикс. В следующий год — засушливый — воды нет, тамарикс высыхает, а саксаула уже нет. Необходимо установить чёткое управление водными ресурсами на осушенном дне моря, иначе эта вода впрок не идёт, она может вызвать, наоборот, негативное влияние. Точно так же нефтяники и газовики: им вода мешает, они отводят от себя, от скважин, и вода сбрасывается совсем не туда, куда надо. Такой дисбаланс нарушает водный режим. Там много есть вопросов, которые нужно решать, всё взаимосвязано. Поэтому мы очень надеемся на экспедиции в Акпетки.


— Если ваши рекомендации будут услышаны, какова перспектива Аральского моря?

— О Приаралье я могу сказать двумя словами: «Есть надежда». Вот это два слова, которые сейчас относятся к Приаралью. Потому что-то Приаралье, которое было до последнего времени, — это совершенно другое Приаралье. Конечно, надо сказать огромное спасибо президенту, который впервые принял такое решение сделать Приаралье зоной инноваций, и он это сделал. Организован Многопартнёрский трастовый фонд ООН по человеческой безопасности, сейчас ведутся большие работы в этом направлении. Поэтому реально есть надежда.

Конечно, хочется стабильности, чтобы то, что сейчас делается, сохранилось. И то, что сейчас заложено там, это должно быть основой будущего, и должна быть какая-то устойчивость. В этом и есть надежда.

— Что бы вы, опираясь на собственный опыт, могли порекомендовать девушкам, женщинам, желающим начать свой путь в мир науки?

— Я знаю, что из моих выпускников не все остались в этой профессии, но я её обожаю. Это моё дело. С чем бы ни приходилось работать, всё ведёт к почвоведению. Когда я приезжаю в экспедицию, я забываю обо всём. Ничего не существует, кроме этого. Я просто полностью погружаюсь туда. У меня очень хорошая зрительная память. Например, я сейчас могу себе полностью представить всю осушку, где я была. Когда я опускаюсь в разрез, я как будто вижу там что-то живое, то есть я чувствую это. Поэтому, когда вы говорите, как заниматься наукой, я могу разве что дать лишь несколько советов, потому что каждый по-разному приходит в науку.


Многое зависит от специальности. Моя, например, требует выезда — это одно дело. Если человек работает на месте, никуда не уезжает — это совсем другое. Мне удалось это сделать, и я считаю, что имея вот такую специальность, как у меня, нужно иметь надежный тыл, который поддерживает. Если тебя не будут поддерживать по жизни, то, я думаю, погрузиться в своё дело будет просто невозможно. Нужно, чтобы женщина была спокойна за детей, за семью. Она не должна тащить ребёнка там куда-то в поле. Она должна думать только о своём деле, наслаждаться своей работой.

Что нужно ещё в науке любому человеку? Нужен азарт. Нужно гореть этим делом. А для женщины, я думаю, очень важная характеристика — это самодостаточность. Женщина в любом случае, при любой профессии должна быть самодостаточной, а в науке особенно. Она должна быть уверенной в себе, она должна знать, что она учёный, она личность и её должны уважать. Рубеж — это не защита кандидатской, докторской, это вторично, требуемое общественной и социальной позицией, чтобы иметь возможность творить дальше.


Занятие наукой, — когда у тебя в голове складываются идеи и рабочие гипотезы, и ты их должен обязательно проверить, иначе тебе нет покоя. Семья, дети существуют в твоей жизни, они приносят радость, но есть и то, что принадлежит тебе, твоей голове, мыслям. Нужна хорошая жизненная организация женщине науки, чтобы иметь всё в жизни.

Да, это непросто. Но надо уметь это делать. Знаю по себе. Поэтому и говорю, нужны тылы и взаимопонимание в семье. И интерес, интерес ко всему в жизни, умение получать удовольствие. А интерес должен быть заразителен для окружающих.

Путь в науку, начало занятий наукой, — это, конечно, образование. Необразованный науку не потянет. А ещё удачный выбор деятельности. Надо не бояться его искать, не бояться отказаться от неверного пути и найти дело по душе. В нелюбимом деле успеха в науке не будет.

В рамках своей деятельности Программа развития ООН оказывает содействие в продвижении основ и принципов гендерного равенства в Узбекистане для обеспечения равного доступа к образованию для девушек и парней, создания благоприятных условий для женщин и молодежи в науке.

Автор: Малика Мусаева. Материал опубликован на сайте ПРООН в Узбекистане. «Газета.uz» размещает его с разрешения ПРООН.