Зангиатинская специализированная многопрофильная больница инфекционных заболеваний №2 похожа на клинику из сериала «Доктор Хаус». Здесь просторные коридоры, в помещениях прохладно. В «красной» зоне, где находятся больные, установлена ламинарная система вентиляции. Она поглощает зараженный воздух, перемещает его в систему вентиляции, обеззараживает и выводит наружу. Первоклассные специалисты работают с дорогим медицинским оборудованием и их труд оценивается по достоинству – не унизительными суммами.

Главный статист Яхъё Зияев рассказывает, что эта больница – мечта врачей государственных медучреждений. По специальности он онколог. До пандемии Яхъё работал в республиканском онкологическом центре. По его словам, разница между Зангиатой и онкологией в том, что на борьбу с коронавирусом тратятся безграничные ресурсы.

«Да, онкология и ковид – несопоставимые болезни, – говорит Яхъё Зияев. – Но структура, система здравоохранения, система управления – их можно сравнивать. В любом случае врачу нужна форма, компьютер, базовые вещи, с которыми он должен работать. Здесь если есть два компьютера и нужен третий, то на следующее утро он уже есть».

«Не в каждой больнице можно проверить прокальцитонин, Д-димер, интерлейкин, – добавляет коллега Яхъё и мой лечащий врач 6Б отделения Рустам Нарбаев. – В "Зангиате" можно, поэтому здесь работать в кайф. Инструменты есть, лекарства есть, тут есть всё. А в поликлиниках – нет. Финансы – тоже немаловажный фактор. А в поликлинике думаешь, как бы заработать больше, где бы еще дежурство взять. А здесь зарплата такая, что ни о чем не волнуешься, думаешь о пациентах только».

Многие медработники, с которыми мне удалось поговорить, не скрывают, что обольщенные размером зарплаты, они рвались здесь работать. Но попасть сюда тоже было непросто. Высокая оплата труда стимулировала работников учиться.

«Не знаешь этого – не подходишь. И представляете, они начали развиваться!», – радуется Яхъё Зияев и добавляет, что помимо денег они были мотивированы и чувством долга: «кто если не мы?».

Поначалу старший медперсонал получал 25 млн сумов в месяц, средний – 15, младший – 8. Уже довольно давно платить стали меньше: 15, 10 и 6 млн сумов соответственно. Но по словам Яхъё Зияева, даже после урезания зарплаты в Зангиате старший медперсонал получает в 10 раз больше, чем в онкоцентре.

«Зангиата-2» – крупнейшее медучреждение в стране. Оно рассчитано на 2019 коек. В пик второй волны коронавируса больница работала на износ. Директор больницы Дониёр Миразимов рассказывает, что практически сразу после выявления в Узбекистане варианта «дельта» учреждение, принимая по 600 пациентов в сутки, заполнилось в считанные дни.

«Осень-зима были спокойные. Лёгкую вспышку мы почувствовали после 8 марта. У нас пошел рост, но он не был таким критическим. С марта по июнь у нас был "британский" вариант. 12 июня в стране зафиксировали "дельту", 16 июня нас уже захлестнул катастрофический поток», – рассказывает глава медучреждения.

На утро 11 сентября в больнице лечатся 1530 пациентов пациентов. Медработники говорят, что штиль продлится до следующей весны, а в предстоящий зимний сезон нас ждёт традиционный, но уже «немодный» грипп.

Я попала сюда с небольшим процентом поражения лёгких уже на исходе ковидного сезона, когда свободных коек было много. На территорию больницы могут попасть только пациенты и сотрудники учреждения. Сначала больные едут в приёмное отделение.

В приёмном отделении также есть шоковая палата. Сюда кладут нетранспортабельных пациентов. Здесь больным поднимают сатурацию, а затем везут в реанимационное отделение. Когда в нем не было мест, пациентов переводили в близко расположенные к реанимации отделения.

Среднетяжёлых пациентов везут в стационар. Каждая палата рассчитана на трёх пациентов, а к каждой койке подведён кислород. Директор больницы Дониёр Миразимов называет это главной отличительной чертой зангиатинских больниц от других медучреждений. По его словам, в период тяжёлой нагрузки на систему здравоохранения сюда должны класть исключительно тех пациентов, которые нуждаются в кислородной поддержке.

В каждой палате есть душевая и уборная. Пациентка доктора Рустама Нарбаева Вера Журавская говорит, что доступность санузла – одно из важнейших условий для пожилых и больных людей. Кроме того, это признак уважения к людям.

«Самый лучший наш доктор», – хвалит Вера Журавская и благодарит медработников за заботу, уход и чистоту.

Ей 77 лет. Она показывает синяки от инъекций на своих запястьях – вены с возрастом становятся тоньше, но ссадины очень скоро заживут, уверена она. В день нашего посещения больницы Вера Журавская вместе со своей соседкой по палате Декабриной Ким ждала выписки.

Женщины говорят, что вакцинировались «Спутником V», поэтому переносят болезнь легче своей непривитой соседки по палате. Они рассказывают, что в больнице все время – свободное: коротаешь часы за чтением книг, звонишь близким, смотришь НТВ, кто-то молится.

Когда я лежала в отделении 6Б, мы не выходили за пределы своей палаты. Моя пожилая соседка пять раз в день, не покидая свою койку, стелила коврик на одеяло перед собой и читала текст молитвы из большой тетради в линейку. Её страницы были исписаны красивым почерком черными и красными чернилами.

Несколько раз в день нам измеряли сатурацию, температуру и давление. Раз в день нас навещал лечащий врач. Медсёстры приносили нам таблетки и ставили капельницы.

Медсестра Мария, работающая по вечерам, заходила в нашу палату с громким приветствием «девушки-красавицы». До пандемии Мария 15 лет трудилась в «скорой», а теперь хочет «завязать» с медициной, потому что устала.

«Здравствуйте, меня зовут Мария, мне 35 лет и я не знаю, чем хочу заниматься, – говорит медсестра. – В “скорой” самая лучшая практика. Едешь на температуру, приезжаешь на инсульт и наоборот. Я получила всевозможные сертификаты, повышения квалификации, но маркетинг мне нравится больше».

«А если бы в “скорой” платили столько же?» – спрашиваю.

«Нет. Вот если бы смена длилась не сутки, я бы осталась», – отвечает Мария. Я не успела попрощаться с ней перед выпиской.

Многие мои знакомые, оказавшиеся в «Зангиате», жаловались на отсутствие питьевой воды. Яхъё Зияев говорил, что часть медработников кипятит водопроводную воду и пьёт ее. Однако когда соседи по палате кипятят в чайнике бутилированную, хочешь-не хочешь, пополнишь ряды получающих воду «передачками».

Меня госпитализировали в понедельник. Вспоминая, как несколько недель назад Яхъё Зияев глядел в свой контейнер с больничной едой и узнавал в ней день недели, я знала, что в среду на обед нас будут кормить куриными котлетами и гороховым пюре. За год работы без выходных больничное меню стало для Яхъё единственным, что не даёт рутине слиться в день сурка.

Мне трудно поверить, что можно работать год без выходных. Но Рустам Нарбаев, медсестра Мария и многие другие медработники говорят, что не отдыхали ни дня.

«А Новый год, а день рождения?» – спрашивала я всех.

И все без исключения отвечали, что праздновали после смены, что труд и его условия были настолько тяжелыми, что из резиновых сапог в конце смены выливали пот, что видеть людей в защитных костюмах стало настолько привычным, что человек без маски уже кажется человеком другой расы.

«В начале все были на одно лицо. А со временем начинаешь их узнавать. Теперь без маски я некоторых сотрудников не узнаю», – говорит Яхъё Зияев.

Когда он проводил для нас экскурсию по отделениям больницы, мы, переходя в красную зону, надевали недышащий комбинезон, шапочку, перчатки, бахилы, очки и две маски. Дышать было тяжело, очки собирали конденсат, а врачи, ухмыляясь, говорили, что уже привыкли к жаре, привыкли к двум маскам.

Мы плутали в полумраке по длинным коридорам, направляясь то в операционную, то в реанимацию, и мне казалось, что ходим по кругу.

«Со временем начинаешь здесь ориентироваться, – рассказывал Яхъё Зияев. – Когда больница строилась, здесь всё было открыто. В смену работало 2000 строителей. Мы заходили в каждую палату, смотрели, что здесь есть, и писали, что нужно доделать: унитаз поставить, смеситель. Клеили листок на стену, а утром всё принимали. Поэтому мы всё тут знаем».

В реанимации каждый бокс рассчитан на шесть коек. Это отделение больше других напоминает сцены из популярного сериала о гениальном враче. Мы были здесь в период пика, когда свободных коек не было совсем – их только ждали те, кто нуждался в экстренной помощи. Писк медицинской техники сливался в колыбельную.

Врач-реаниматолог Джахонгир Ульмасов рассказывает, что течение болезни в этом году сильно отличается от прошлого года – это вариант «дельта».

«Течение болезни другое, быстрое. В прошлом году были светлые промежутки. А сейчас их нет. Тогда многие не обращались, а сейчас если человек заболевает, то сразу в тяжелом состоянии оказывается. Не могут встать с постели, через четыре дня делают МСКТ, а там уже 60%. И слишком много молодых пациентов попадают в реанимацию. От 25 до 40 лет с поражением до 90% – без сопутствующих, невакцинированных», – говорит реаниматолог.

Джахонгир Ульмасов продолжает, что привык к такой нагрузке и смертям. Раньше он работал в Центре экстренной медпомощи (16-я больница).

«Сентиментальность мешает работе, – говорит он. – Нужно отодвинуть все чувства и работать как машина, как робот. Но я люблю эту работу – помогать людям».

Врачи помогают людям нередко во вред себе. Вся старая школа «Зангиаты-2» несколько первых месяцев пандемии жила в контейнерном городке на территории больницы. Затем многие снимали квартиры. Большинство вернулось в семьи только после получения вакцины. Но Джахонгир Ульмасов не вернулся. У него младенец, за которого врач опасается.

«Люди видят только красивую сторону и думают, что врачи – герои», – сетует Яхъё Зияев.

«А врачи – не герои?» – спрашиваю я.

«Герои, но мы не боги. Если вам дадут один кусочек торта, вы съедите. Пять – и вам станет плохо. 20 – и вы захлебнётесь», – отвечает он и добавляет, что период пика в Ташкенте под ковид был перепрофилирован ряд больниц, хотя другие болезни никуда не делись. Другие больные не могли получать медуслуги, потому что кто-то не вакцинировался. Яхъё Зияев считает, что отказываться от вакцинации негуманно.

«У нас даже цыгане делают прививки, – рассказывает директор больницы Дониёр Миразимов. – Главный санврач страны ходит к их барону на приём и договаривается о вакцинации, например, от полиомиелита. И все молча делают, ведь никто не хочет, чтобы его ребёнок заболел полиомиелитом».

Он призывает вакцинироваться. Глава учреждения уверен, что у противников вакцинации нет аргументов.

«Люди говорят, что вакцина мало испытана: “А что с нами будет через год-два?” Они не ставят вопрос: “Что со мной будет через две недели”, они не думают о косвенных жертвах, когда вся система здравоохранения бросает силы против ковида».

Пик – это страшное напряжение, нехватка коек в стационаре и реанимации, ежедневные скандалы с близкими больных, продолжает Дониёр Миразимов.

«А попробуй объясни человеку, у которого бабушка с 60% поражением лёгких, что нет мест. Во время самой большой волны в Италии была сортировка – это военно-медицинский термин. К ней прибегают только в военное время. Отдают силы медиков только тем больным, у которых перспектива выздороветь выше. Слава богу, у нас такого не было».

Яхъё Зияев считает, что отечественная медицина всё равно выиграла от ковида, как наука от войны. Он ждёт, когда пандемия кончится и эти помещения передадут в руки медиков.

«Кому если не врачам? Что ещё тут можно сделать?», – он задаётся вопросом.

Больше всего Яхъё Зияев сожалеет о своих пациентах в онкологии, о том, что административная работа в «Зангиате-2» и требования к качеству статистики не позволяют ему лечить здесь.

«Я с удовольствием вернусь в онкологию», – говорит он.

«Зачем, если там нет ни этих административных ресурсов, ни операционной и лаборатории, ни таких денег?»

«Чтобы добиваться этого всего. Чтобы и там это было. У меня главная цель – создать хоспис. Поэтому я хочу вернуться. Умирающие люди страдают. У них нет никаких условий для комфортной смерти. Я получил здесь хороший опыт как организатор, теперь его можно использовать при создании хосписа».

На момент публикации этого материала Яхъё Зияев уже вернулся в республиканский центр онкологии. Должность главного статиста больницы занял его коллега Рустам Нарбаев.