В Индексе восприятия коррупции 2020 года Узбекистан заработал 26 баллов и разделил 146-ю строчку с Бангладешем и Центральной Африканской Республикой. Несмотря на 9-балльное улучшение данного показателя за прошедший восьмилетний период, впереди лежит ещё долгий путь антикоррупционных реформ. О том, что искоренить коррупцию пока не удаётся, недавно говорил и президент страны.

Мы часто слышим о необходимости искоренения коррупции для процветания страны, но, согласитесь, довольно редко можно встретить аргументированное объяснение причин, по которым коррупция является столь большой угрозой для устойчивого развития Узбекистана.

Согласно экономической теории, рентоориентированное поведение (rent-seeking) индивидуумов, производителей и фирм, направленное на извлечение экономической выгоды через использование незаконных политических и околополитических методов, приводит к ряду издержек.

Реклама на Газета.uz

Поскольку процесс коррупционной сделки, обогащающей какого-либо конкретного субъекта, не является продуктивным, то получаемая экономическая выгода считается необоснованной. Иными словами, коррупция влечёт экономическое обогащение не за счёт производства и продажи товаров или услуг, а значит, лишена социальной ценности.

Ещё одна очевидная, но парадоксальная с экономической точки зрения особенность коррупции, была описана британским политэкономистом Гордоном Таллоком, который заметил, что выгода дающего взятку субъекта значительно превышает его затраты. К примеру, лоббирование закона, вводящего пошлину на импорт чая из-за рубежа, может обойтись местному производителю чайных пакетиков в один миллион, а выгода, которую он получит в результате монополизации рынка, может равняться сотням миллионов.

В данной статье, однако, я отойду от традиционных экономических аргументов против коррупции и раскрою её более опасную, хоть и не столь популярную сторону.

Неравенство. Оправданное и не очень

Ряд исследований в области экономики и социологии разделяет понятия «оправданного» и «неоправданного» социального неравенства. Так, было доказано, что при прочих равных отношение к экономическому неравенству между бедными и богатыми слоями населения зависит от предполагаемого источника богатства последних.

В странах, где возможна социальная мобильность, люди воспринимают состоятельность как результат определённых заслуг, будь это талант, интеллект или трудолюбие, а значит, неравенство считается оправданным. В подобных странах высокий уровень меритократичности (руководящие посты заняты наиболее способными людьми, независимо от их социального происхождения и материального достатка — ред.) институтов позволяет людям, действительно заслуживающим продвижения вверх по социальной иерархии, достигать высот в бизнесе или профессиональной карьере.

В то же время в странах с высоким показателем коррумпированности чиновников свободные рыночные отношения заменяются «капитализмом для своих». Это, в свою очередь, закрепляет в умах людей представление о несправедливости социального неравенства.

Стоит отметить, что не существует надёжного способа объективного измерения уровня коррумпированности страны, и практически все международные рейтинги и индексы используют субъективные показатели, основанные на восприятии опрошенных.

Таким образом, чем чаще вам встречаются люди, сколотившие состояние не через легальное предпринимательство, а при помощи злоупотребления должностными полномочиями или связями, тем менее справедливой вы будете считать экономическую пропасть между социальными классами.

Эксперимент: как оценивается справедливость богатства

Мы определили, что общественное восприятие неравенства зависит от уровня распространённости коррупции. Чем её больше, тем сильнее враждебность людей к так называемым «капиталистам» (символично, что этот термин зачастую используется в негативном ключе).

Что же происходит, когда растущее неравенство кажется несправедливым для подавляющего большинства населения? Этим вопросом задались экономисты Рубен Дюран из Йеля, Луи Паттерман из Браунского университета и Жоэль ван дер Виль из Университета Амстердама.

В 2013 году они провели 16 идентичных экспериментов, в которых в общей сложности приняли участие 336 человек из разных социо-экономических, религиозных и политических групп, что обеспечило репрезентативность выборки.

Суть эксперимента заключалась в том, что каждому участнику каким-либо из четырёх нижеуказанных способов доставалась сумма денег так, чтобы максимально близко отобразить картину реального экономического неравенства в США. Самый «бедный» получал 0,11 доллара, а самый «богатый» — 100 долларов. В начале эксперимента никто из субъектов не знал, какая сумма была присвоена ему и какой из четырёх способов распределения денег был использован.

Это могло быть: (1) абсолютно случайное распределение, (2) по социо-экономическому признаку, когда сумма зависела от благополучности района, в котором субъект родился, и богатства родителей, (3) по результатам игры в тетрис и, наконец, (4) по результатам небольшого теста на общие знания.

После того, как субъекты заполняли информацию о себе, им объясняли правила игры. Далее их просили выбрать уровень налога в процентах для каждого из четырёх методов, описанных выше.

В самом конце эксперимента случайным образом выбирали метод распределения сумм и одного из участников, чей предложенный налог и брался с каждого игрока, а итоговая сумма налогов делилась на количество субъектов. Так, 100% налог обеспечивал полное равенство, а налог в 0% оставлял всё как есть.

Стоит заметить, что субъекты вносили свои предложения об уровне налога до того, как они прошли тест или сыграли в тетрис, поэтому к моменту выбора уровня налога имели туманное представление о своих шансах на «богатство».

В среднем налог на «случайный метод», выбранный участниками эксперимента, оказался равным 54,6%, что являлось самым большим значением среди всех четырёх.

Средний налог на метод распределения денег «по принадлежности к социальной группе» составил 45,1%. Самые низкие налоговые ставки были присвоены за метод «тетрис» — 36,8% и «квиз на знания» — 39,9%. Зависимость величины налога от справедливости метода распределения сумм в данном эксперименте является статистически значимой.


Таким образом, посредством эксперимента была установлена взаимосвязь между общим представлением испытуемых об оправданности неравенства. Методы распределения сумм «тетрис» и «квиз», где шансы на успех зависят от умений и знаний, предлагалось облагать более низким уровнем налогов, по сравнению с уровнями налогов, предложенными участниками на методы распределения «случайно» и «соц. группа».

К такому же мнению пришли учёные из Гарварда и Массачусетского технического института (MIT) в своём исследовании об устойчивых состояниях (steady states) величины налогов в стране в зависимости от уровня коррупции. Путём математического моделирования экономисты пришли к выводу о том, что высокий уровень коррупции приводит к народной поддержке высоких налогов и других леволиберальных мер.

В чем же парадокс?

Граждане стран с высоким показателем коррупции, так же, как и участники вышеописанного эксперимента в первых двух случаях, склонны считать экономическое неравенство в обществе необоснованным.

Данное восприятие несправедливости, в свою очередь, интересным образом сказывается на политических предпочтениях людей. Хоть попытка обложить налогом богатых, заработавших своё состояние «нечестным» путём, и выглядит на первый взгляд вполне разумным решением, оно фокусируется на симптоме, а не на причине проблемы.

Очевидно, что чем больше доля государства в экономике, тем не только выше вероятность неэффективного распределения ресурсов, но и благоприятнее условия для процветания коррупции.

Группа японских учёных в своём исследовании о взаимосвязи величины государственной доли в экономике и уровне коррупции изучила данные из 82 стран и заключила, что в недемократических государствах увеличение доли государственного сектора приводит к ухудшению показателей коррупции.

Народная поддержка высоких налогов для богатых, однако, имеет абсолютно противоположный эффект: поступления в бюджет растут, а вместе с ними и коррупция.

Доля госкомпаний в ВВП Узбекистана, к примеру, составляет 55%, при среднемировом показателе в 20%. При этом поступления в государственный бюджет составляют 34% от ВВП, что говорит об уже имеющейся высокой налоговой нагрузке.

Тогда как уменьшение государственной доли признаётся многими экспертами самым верным вектором развития экономики Узбекистана на грядущие годы, коррупция вносит свои коррективы в политические взгляды людей. Мы рискуем попасть в порочный круг, выглядящий следующим образом:


Социалистический лидер Венесуэлы Уго Чавес, помимо прочего, добился в своё время столь широкой поддержки среди простых венесуэльцев благодаря предвыборной кампании, направленной на бедные слои населения, уставшие от растущего «неоправданного» социального неравенства. Что стало с Венесуэлой за годы социализма известно многим: жуткое обнищание страны с огромными запасами нефти и инфляция в 1700000%.

В этом парадокс коррупции и заключается: она заставляет людей поддерживать меры, только лишь усугубляющие положение вещей.

Выводы

Высказываясь против капитализма, люди в большинстве своём критикуют то, что называется «crony capitalism», или «капитализм для своих». Поскольку коррупция искажает экономические стимулы и влечёт, как мы выяснили, несправедливое неравенство, оппозиция к коррупции может перерасти в радикализацию левых настроений в обществе.

Можно выделить два способа сокращения коррупции: (1) уменьшение государственной доли, когда чиновникам будет просто не из чего воровать, или же (2) сильная политическая воля и несгибаемая приверженность борьбе со взяточничеством, непотизмом и злоупотреблением должностными полномочиями.

Выбирать между первым и вторым действительно необходимо. Создание антикоррупционных структур, увеличение оклада сотрудников спецслужб, финансирование мониторинга за соблюдением прозрачности деятельности чиновников, просветительская деятельность на местах — одним словом, любая попытка поменять статус-кво путём активного государственного вмешательства требует увеличения статьи расходов бюджета. А значит, борьба с коррупцией через использование бюрократических инструментов препятствует сокращению роли государства.

С похожей дилеммой сталкиваются родители, которые хотят остановить употребление сладостей своим чадом: не приносить сладкое домой или же поставить шоколадку на стол и запугать страшными последствиями.

Грузия, например, предпочла второй метод и достаточно успешно выбралась из нижних строк в Индексе восприятия коррупции. Правительство Грузии во главе с Михаилом Саакашвили выбрало нелёгкий бюрократический путь, поставив всех чиновников, начиная с низших ступеней в иерархии значимости, перед очевидным выбором: гарантированный и долгий тюремный срок или честная служба и достойная зарплата. Всего за несколько лет страна поднялась со 127-й на 44-ю строчку в Индексе восприятия коррупции, умудрившись обогнать несколько стран Евросоюза.

Но насколько применим данный опыт в культурном контексте нашей страны?

Мнение автора может не совпадать с мнением редакции.

Шахзод Юлдошбоев — студент факультета международной экономики в Школе дипломатической службы Джорджтаунского университета (Вашингтон).