Мы часто говорим о том, что нужно приватизировать государственные предприятия, потому что они неэффективны, дорого обходятся обществу и негативно влияют на рост экономики. Я уверен, большинство читателей согласятся с тем, что делать приватизацию необходимо. Но мне кажется, что вопрос о том, как делать приватизацию, обсуждается недостаточно.

Как проводить приватизацию?

На поверхности кажется, что всё очень просто: организуем честный аукцион, пригласим много участников и продадим государственное имущество тому, кто предложит самую высокую цену, без всяких инвестиционных обязательств и требований. Но дело в том, что из-за неравномерности информации между покупателем и продавцом такой аукцион может не привести к ожидаемому эффекту.

Допустим, что вы, уважаемый читатель, очень честный человек, и вас назначили ответственным за приватизацию активов государства. Я опишу, какие у вас возникнут проблемы, даже учитывая, что вы самый честный и порядочный человек в мире.

Предположим, у вас есть три потенциальных покупателя завода: Анвар, Ботир и Вали. Анвар оценивает завод в 1 млн долларов, Ботир — в 100 тысяч, а Вали — в 300 тысяч.


Почему три разные цифры? Потому что каждый предприниматель по-разному считает будущую прибыльность предприятия и, возможно, Анвар знает что-то, что неизвестно другим покупателям, и оценивает потенциальную прибыль намного выше.

Понятно, что покупателем явно должен быть Анвар — ведь он готов заплатить больше всех, и понятно, что такой собственник будет больше ценить и эффективнее пользоваться объектом.

Но проблема в том, что вы, уважаемый продавец госсобственности, не знаете, кто и во сколько оценивает это предприятие. Если бы вы умели читать мысли, то вы бы продали объект за 999999 долларов Анвару, и все были бы счастливы. Но так как мы предполагаем, что вы человек честный, но не обязательно ясновидящий, то вы организуете аукцион.

По какой цене уйдёт объект?

Конечно, Анвар и Вали могут договориться между собой, и в результате «честного» аукциона объект уйдёт за 100 тысяч и 1 доллар. Потому что Анвар сможет сделать предложение, от которого Вали очень трудно отказаться. За то, что Вали не будет делать свою ставку в 300 тысяч, Анвар может предложить Вали почти 200 тысяч долларов. И в итоге «за молчание» Вали они разделят 200 тысяч «недополученной» выручки государства.

Анвару и Вали намного выгоднее сговориться, чем честно конкурировать — таковы стимулы в открытом аукционе.

Этот придуманный, казалось бы, сценарий часто происходит на практике — даже в очень развитых странах с развитым рынком капитала и инвестиций. Например, в конце 1990-х Федеральная комиссия по коммуникациям США (FCC) продавала радиочастоты и сети 2G на аукционе, в котором участники договаривались друг с другом, шифруя месседжи в цифрах своих ставок.

А теперь допустим, что чтобы избежать сговора между Анваром и Вали, вы сделаете аукцион секретным: потенциальные покупатели не знают друг о друге и назначают цену в секретном конверте, и тот, кто назначил самую высокую сумму, получает объект. В таком случае покупатели не могут сговориться (мы всё ещё думаем, что вы, наш читатель, — честный организатор).

Но есть один подвох: зная, что аукцион секретный, покупатели могут прогадать. Анвар может подумать, что никто не знает, как сделать завод успешным, и решит предложить 250 тысяч, а Вали, например, предложит 290 тысяч. И, таким образом, заводом будет владеть Вали. Возможно — если повезёт — после покупки завода Вали продаст его Анвару. В итоге совершенно точно государство недополучит денег, и с большой долей вероятности самый эффективный пользователь не получит объект.

Дело в том, что «метод секретного конверта», хоть и не допускает сговора, но заставляет участников «гадать». Получается, что вы, самый честный организатор, скорее всего хорошего результата не получите.

Так почему же честный продавец госимущества не сможет решить эту проблему?
Потому что знания и информация покупателей о товаре (в нашем случае — о заводе) и их предлагаемая цена являются частной информацией. У покупателя нет стимула делиться с вами этой самой информацией. По большому счёту, так как продавец в таких аукционах не может читать мыслей, проблем не избежать.

Но, к счастью для нас, экономическая наука почти решила эту проблему асимметрии информации и разности стимулов между продавцами и покупателями на аукционах. У покупателей есть стимулы не говорить правду про то, во сколько они оценивают тот или иной объект. Ведь если Анвар скажет, что он оценивает объект в миллион, то он недополучит выгоды. Экономисты придумали несколько механизмов, которые «заставляют» участников оговаривать реальную стоимость объекта. То есть, есть умный дизайн аукциона, который сможет заставить всех покупателей говорить правду.

Например, в так называемом «аукционе второй цены» (видео) покупателям требуется назначать в секретном конверте, сколько они хотят заплатить за объект, и тот, кто предложил самую большую сумму, получает объект и, внимание (!) платит вторую предложенную сумму — сумму, предложенную ближайшим конкурентом.

В таком аукционе уже нет смысла принижать реальную цену, которую хочет отдать покупатель, потому что даже в случае победы Анвар не заплатит миллиона, он заплатит вторую самую высокую сумму — 300 тысяч.

Но главное свойство аукциона второй цены в том, что ни у кого из участников нет стимула принижать цену, участникам выгоднее сообщать правду.

Ещё одно преимущество такого рода аукциона в том, что даже покупатели с небольшими ресурсами с радостью будут принимать участие в таком аукционе. Так как они знают, что в случае если участники с большими ресурсами будут намеренно занижать предполагаемые суммы в конвертах, то возможно, что и тот, кто предложил не такую уж и большую сумму, может победить.

В нашем примере, если Анвар и Вали предложат, например, по 90 тысяч, в надежде меньше заплатить, Ботир, предложив 100 тысяч, может получить объект за 90 тысяч. Большое количество возможных оппортунистов будут участвовать в таких аукционах, предлагая свои реальные цены, а страх проиграть таким покупателям будет заставлять больших покупателей писать реальную цену в конверте.

Когда я пишу про гипотетический аукцион, возможно, это кажется далекой от реалий историей. Но есть огромная разница между хорошим аукционом и плохим аукционом для общества. Например, когда Великобритания продавала лицензии на мобильную связь в 2000 году, дизайном аукционов занимался известный теоретик аукционов Пол Клемперер. И правительство получило почти 39 млрд евро, или 650 евро на человека. А в Швейцарии, где про правильный дизайн аукционов особо не задумывались, при продаже радиочастот правительство выручило всего по 20 евро на человека.

Организаторы этих успешных аукционов Пол Клемперер и Кен Бинмор делятся про этот опыт и выводы из него в своей статье. Почитав их выводы, можно понять, насколько теория аукционов важна для правильного дизайна и максимизации общественной полезности. Более того, для нашего общества правильный и справедливый аукцион как метод продажи государственных активов даже важнее, чем в Британии. У нас уже есть опыт множества случаев несправедливой приватизации, и достаточно слабые институциональные гарантии частной собственности. Поэтому если наши аукционы не хорошо продуманы, во-первых, уважающие себя и работающие в правовом поле инвесторы могут быть не заинтересованны в участии. Это может привести к тому, что объектом завладеют не самые эффективные собственники.

И, во-вторых, если общество будет считать, что приватизация была не совсем справедливой, то даже новый собственник не будет достаточно инвестировать в объект, так как при слабых институтах всегда есть риск отмены приватизации и других последствий.

То есть, дизайн аукционов важен не только для максимизации выручки государства от продажи или для того, чтобы отдать объект лучшему со-собственнику, но и ещё для того, чтобы можно было привлечь компании и инвесторов, которые не участвуют в подозрительных сделках.

Конечно, правильный аукцион покажет обществу, что новые собственники государственного имущества получили его справедливо, что в конце концов будет хорошим стимулом для самих новых собственников воспринимать государственную собственность не как временный объект для обогащения, а как долгосрочную инвестицию.

Вывод из этой статьи простой: при том, что аукционы являются лучшим способом продажи госсобственности из всех других возможных, есть огромная разница между правильным и неправильным дизайном.

Правильный дизайн аукциона может заставить покупателей «открывать» реальную цену, и поможет распределить государственную собственность в руки самого эффективного собственника.

Политология аукционов

При всей эффективности и справедливости хорошо продуманных аукционов большинство участников этого рынка их не любят. В нашей стране принято продавать госсобственность в так называемом «конкурсе красоты» — способ продажи и передачи собственности, в котором чиновники субъективно принимают решения о том, кто будет собственником.

Также популярны продажи с помощью жребия, с помощью обязательств по инвестициям и даже с требованиями по количеству создаваемых рабочих мест. Эти все методы намного хуже, чем даже обычный английский аукцион, который, как написано выше, тоже не является лучшим способом.

Так почему же участники рынка не любят аукционы? Если мы сможем сделать хорошие аукционы, то покупателям — участникам аукционов — они будут невыгодными, так как придётся платить намного больше, чем при другом методе приватизации.

Например, покупатели радиочастот в Швейцарии наверняка чувствовали себя лучше, чем те, кто покупал частоты в Великобритании.

То же самое и для чиновников, которые продают собственность, если собственность продаётся через хорошо выстроенный дизайн, то у них будет намного меньше пространства для коррупционных схем.

Поэтому и те, кто продают госимущество, и те, кто его покупают, к сожалению, могут иметь одинаковые стимулы отказаться от аукционов, или отказаться от «правильных» аукционов.

Единственными выгодополучателями справедливых, честных и, самое главное, правильных аукционов являются бюджет и налогоплательщики.

Для более детального описания оптимальных аукционов можно почитать работы нобелевских лауреатов Майерсона, Маскина, Хурвитца и двух Нобелевских лауреатов этого года — Милгорма и Уилсона (статья на русском).

Мнение автора может не совпадать с мнением редакции.