В своём послании парламенту президент обозначил одну из задач в системе высшего образования: на основе зарубежного опыта должны быть усовершенствованы стандарты высшего образования, пересмотрены его направления и структура изучаемых дисциплин. Указано, что вдвое должно сократиться количество дисциплин, не имеющих отношения к приобретаемой специальности.

Какая судьба может ждать общественно-гуманитарные науки в естественнонаучных и технических вузах Узбекистана в свете поставленной задачи, анализирует философ, социолог и антрополог Валерий Хан.

Очередная «оптимизация»: сокращение общественно-гуманитарных дисциплин

Вот и начался новый учебный год. Каким образом Минвуз и ректоры высших учебных заведений будут решать вопрос о сокращении количества дисциплин, «не имеющих отношения к приобретаемой специальности»?

Главный вопрос: что понимать под дисциплинами, «не имеющими отношения к приобретаемой специальности»? Кто будет принимать решение, относится или не относится конкретная дисциплина к рассматриваемой специальности? В ряде вузов ректоры и проректоры по своей специальности не связаны с профилем возглавляемого вуза, а если и связаны, не все из них признанные и думающие профессионалы. Наличие учёных степеней, особенно в области общественно-гуманитарных наук (в силу их идеологической ангажированности и того, что кафедры, специализированные советы и ВАК пропускают все диссертации, включая откровенно сырые и «серые»), не всегда является доказательством того, что обладатели этих степеней являются учёными.

Что касается «реформ» в системе высшего образования, а точнее, их имитации (судя по прошлым реформам по «оптимизации») наша, находящаяся и так в нижней части мировых рейтингов, система образования становится только хуже. Достаточно вспомнить, как несколько лет назад преподавателей до вечера держали в вузах и заставляли переводить иностранные учебники, притом что большинство преподавателей не знают иностранных языков (!).

Или вспомним, как философию, логику, этику и эстетику объединили в один предмет, превратив его в никому не нужный эклектичный курс, который можно обозначить как «галопом по Европе». Или нынешнее «требование», чтобы рекомендованная литература была издана не позже 2017 года, в то время как новейшие сочинения малоизвестных авторов, изданные в 2020 году, могут в подмётки не годиться произведениям признанных в мире учёных, вышедших 10, 20, а то и 30 лет назад — не говоря уже о трудах, ставших классическими. А формальные аттестации и рейтинги, вызывающие одни вопросы, или требования обязательных публикаций в журналах SCOPUS и подобных для базовых докторантов (аспирантов)?

Есть огромное подозрение, что в технических и естественнонаучных вузах ректоры пойдут по пути простого сокращения общественно-гуманитарных наук (ОГН). Но президент говорил, что стандарты высшего образования, направления и структура изучаемых дисциплин должны быть пересмотрены на основе зарубежного опыта.

Так нужна ли физикам лирика? От Альберта Эйнштейна до Билла Гейтса

Прежде чем перейти к вопросу об учебных планах зарубежных вузов, хотел бы затронуть ряд корневых вопросов. Вопрос, который я уже озвучивал в печати: нужны ли в естественнонаучных и технических вузах общественно-гуманитарные науки и искусства?

Это может показаться странным, но для выдающихся представителей естествознания ХХ века — Альберта Эйнштейна, Макса Планка, Нильса Бора, Вернера Карла Гейзенберга, Эрвина Шрёдингера, Макса фон Лауэ, Ильи Пригожина (все — лауреаты Нобелевской премии) и других — вопрос о важности для них гуманитарного знания, философии, литературы и искусства не стоял. Необходимость гуманитарного знания для них была аксиомой.

Известно, что Эйнштейна серьезно интересовала философия (в частности, философия Спинозы), и неслучайно юбилейный сборник 1949 года к его 70-летию назывался «Альберт Эйнштейн. Философ-учёный».

Эйнштейну принадлежит высказывание, что Фёдор Достоевский даёт ему больше, чем любой мыслитель, больше, чем величайший математик Гаусс. Лукавил ли великий физик? Отнюдь. Сегодня уже много написано о «неэвклидовом» пространстве мира Достоевского, парадоксальности бытия в его романах, невозможности уложить этот мир в формальное ложе оценок двухзначной логики («истина — ложь», «хорошо — плохо»), предугадать поступки его героев и траекторию развития событий — о всём том, что стало литературным эквивалентом и предтечей теории относительности в физике. В живописи таким эквивалентом и предтечей стали импрессионизм и другие течения последней трети XIX — начала XX веков.

Немало написано и о любви Эйнштейна к классической музыке и игре на скрипке. Он исполнял произведения Моцарта, Баха, Генделя. И музицированию (дома ли, на званных вечерах или благотворительных концертах) он отдавал значительную часть времени. Здесь важно знать: философия, литература и музыка были не просто формами отдыха и хобби великого физика, они являлись составной частью личности Эйнштейна как учёного и его физического мышления. Без них не было бы Эйнштейна как физика!

Если взять его пожизненного оппонента, одного из отцов квантовой механики, Нильса Бора, то его ученик, также выдающийся физик, Вернер Карл Гейзенберг в книге «Шаги за горизонт» писал о своем учителе: «Бор был прежде всего философ, а не физик; но он знал, что в наше время натурфилософия обладает силой лишь тогда, когда она до последних мелочей подчиняется экспериментальным критериям истинности». Бор также играл на фортепиано, и при встречах оппоненты — Бор и Эйнштейн — часто играли Моцарта, Бетховена, Брамса.

Сам Гейзенберг является автором ряда трудов по философским вопросам физики. На его мышление — и снова же, мышление физика — оказали большое влияние Платон, Кант, другие философы. Гейзенберг считал, что «вряд ли можно продвинуться в современной атомной физике, не зная греческой философии».

Ещё один лауреат Нобелевской премии по физике, Макс фон Лауэ в своей автобиографии пишет об открытии для себя философии: «Она совершенно преобразила моё бытие; даже физика кажется мне с тех пор наукой, настоящим достоинством которой является то, что она даёт философии существенные вспомогательные средства. Мне представляется, что все науки должны группироваться вокруг философии как их общего центра и что служение ей является их собственной целью. Так и только так можно сохранить единство научной культуры против неудержимо прогрессирующего специализирования наук. Без этого единства вся культура была бы обречена на гибель».

Серьёзно увлекался музыкой и философией ещё один лауреат Нобелевской премии — Макс Планк. Эти занятия были столь профессиональными, что в юности перед ним стоял выбор — посвятить жизнь музыке (он играл на нескольких инструментах), филологии или физике. И хотя он выбрал физику, он состоялся и как музыкант и даже преподавал теорию музыки.

А Эрвин Шрёдингер, также лауреат Нобелевской премии по физике, автор ряда философских трудов, уделял большое внимание античной, индийской и китайской философии, увлекался поэзией, писал стихи.

Может быть, это особенности физического мышления и, действительно, теорию относительности и квантовую механику (теории прошлого века) нельзя было создать без серьёзной философской подготовки — а ещё шире, гуманитарного образования — их создателей? Что же насчёт математики?

Автор неэвклидового пространства, без которого невозможна была бы теория относительности, Николай Лобачевский, был замечен современниками в «страшном преступлении» для математика — был завсегдатаем литературных клубов Казани. А по вечерам собирал семью и вслух читал Гоголя. Любил Грибоедова, Пушкина, Жуковского. Замечен великий математик и в другом «преступлении» — увлечении античной философией и литературой.

«Король математиков» Гаусс любил латынь, французскую и английскую литературу; в юности он стоял перед выбором: филология или математика? А после 60 лет стал изучать русский язык и просил переслать ему Пушкина в оригинале.

Перед математиком Григорием Перельманом, сумевшим доказать теорему Пуанкаре, над которой безуспешно бились величайшие математики ХХ века, после окончания школы также стоял вопрос: поступать в консерваторию или на мехмат. Ладно, физика, математика. А химия?

Выдающийся композитор XIX века Александр Бородин, автор оперы «Князь Игорь», был доктором медицины, выдающимся химиком-органиком. Известный всему миру благодаря своей периодической таблице химических элементов Дмитрий Менделеев не был членом российской Академии наук, но был членом Академии художеств.

Что же сегодня? На лауреата Нобелевской премии по химии, одного из создателей синергетики — науки о процессах самоорганизации в открытых нелинейных системах — Илью Пригожина сильное влияние оказала философия Анри Бергсона. Пригожин является создателем «философии нестабильности» и автором ряда работ по философии науки. Но мало кто знает, что он также имел степень доктора археологии (и читал лекции по этому предмету в самых престижных университетах мира), был великолепным знатоком истории, живописи, пианистом и композитором!

И этот список можно продолжать и продолжать. Он становится столь внушительным, что говорит сам за себя. Это вовсе не случайное совпадение: и математикам, и физикам, и химикам — по крайней мере, выдающимся — «лирика» действительно была нужна. Но как это объяснить?

Сегодня известно, что любое творчество, включая научное, — сложнейший процесс, на которое оказывает влияние множество факторов. Научные открытия, особенно выдающиеся, никогда не являлись прямолинейным следствием узкоспециализированных знаний.

Эти открытия делали не просто учёные со степенями, а выдающиеся личности и личности нестандартные, разносторонние. Для исторической реконструкции того или иного открытия имеет значение всё: детство будущего ученого, увлечения, характер, жизненный опыт, профессиональное окружение и т. д.

Биографии великих учёных показывают, что для всех них был характерен широчайший кругозор, увлечённость вещами, не имеющими прямого отношения к их специальности. И чем шире кругозор учёного, тем больше составляющих, влияющих на его творчество. Можно даже сказать, что успехи в специальных областях прямо пропорциональны широте взглядов и увлечений учёного.

Кроме того, известно, что человеческое познание состоит, с одной стороны, из логического, рационального, систематического, сознательного, а с другой стороны — интуитивного, чувственного, образного, эмоционального. Обе эти стороны в реальном творчестве переплетены, и их нельзя разделить.

Научные открытия — это всегда плод взаимодействия обеих сторон. Сегодня доказано, что логической, математической или физической формулировке решения великих проблем науки всегда предшествовали интуитивные, целостные образы этого решения. А образное мышление, качество и глубина образов оттачиваются приобщением к миру литературы и искусства.

Хорошо, а может быть, увлечение философией, литературой и искусствами — особенности мышления тех, кто занимается фундаментальными науками — физикой, химией, математикой?

А вот сегодня век компьютерных технологий, цифровой экономики, искусственного интеллекта, областей знания, имеющих прямое прикладное значение (хотя мы знаем, что любые прикладные науки опираются на мощный базис теоретических наук и без них невозможны). Современным IT-ишникам гуманитарное знание может и не нужно, как великим физикам ХХ века.

Обратимся к авторитетам в области бизнеса и новейших технологий.

Стив Джобс, пионер IT, сооснователь корпораций Apple, NeXT и Pixar говорил: «Я бы обменял все свои технологии на один день с Сократом» (2001). Не находите, что в этом есть что-то близкое к высказыванию Эйнштейна о Достоевском? Может, «отец цифровой революции» лукавил? Отнюдь.

Во время презентации iPad в 2010 году Джобс снова заявил: «В ДНК у Apple заложена идея о том, что одних только технологий недостаточно. Нужна технология, объединённая с общеобразовательными предметами, объединённая с гуманитарными науками, и она даёт такие результаты, которые заставляют наши сердца петь».

Известно увлечение Джобса философией дзэн-буддизма, повлиявшее на принципы «минимализма мышления» Джобса и той роли, которую он отводил интуиции.

Билл Гейтс, один из основателей Microsoft и богатейших людей мира, однажды сказал: «У моих детей, конечно, будет компьютер. Но первым делом они получат книги».

Сам Гейтс прочитал множество книг. Такое же множество книг (сотни) он рекомендует другим. И это книги не по программированию, то есть той области, где состоялся сам Гейтс. Это книги по истории, литературе, политике, психологии, образованию, экологии, здравоохранению, мемуары и биографии выдающихся личностей. Как признаётся сам Гейтс о своих достижениях, «я думаю, что многое выросло из-за того, что у меня была возможность много читать». Это означает, что чтение даёт не только знания, но также стимулирует размышление и воображение, без чего невозможны прорывы ни в какой области.

А если взять книги, которые перевернули, по признанию Гейтса, его мировоззрение, то это «Энергия и цивилизация: история» профессора Вацлава Смила (Гейтс прочитал все 36 произведений Смила), «Просвещение сегодня» профессора Гарвардского университета Стивена Пинкера, «Фактологичность: десять причин, по которым мы ошибаемся насчёт мира и почему всё лучше, чем кажется» шведского автора Ханса Рослинга о стереотипах мировоззрения и «Sapiens: Краткая история человечества» израильского историка Юваля Ноя Харари. Заметьте: ни одной книги по программированию!

А вот ещё мнение известного специалиста в области компьютерного бизнеса, вице-президента и директора по персоналу компаний Glu Mobile, Meebo, Rally Health и MemSQL Тома Перролта, которое он дал на страницах Harvard Business Review: «Компании сегодня должны начать готовиться к завтрашним дням, привлекая больше сотрудников с гуманитарными навыками. Вместо того, чтобы оспаривать философов или историков, которые потратили годы, борясь со сложными теоретическими проблемами и объясняя их точными деталями, эти компании должны понимать, что навыки, которыми обладают эти студенты, помогут им стать лидерами и руководителями завтрашнего дня».

Если говорить о современном зарубежном опыте, к изучению которого призывал нас президент, то в технических вузах США и Великобритании объём гуманитарных дисциплин доходит до 30%.

Вся история науки, мировая зарубежная практика и мнение мировых экспертов говорят: гуманитарные науки, литература и искусство в естественных и технических вузах необходимы. Если мы откажемся от них, мы вернёмся к узкоспециализированной системе образования первой половины XX века, которая исчерпала себя.

Современное образование развивается под флагом перехода к личностно-ориентированной системе образования, в основе которой лежит развитие личности, её нравственных и когнитивных качеств (креативного, критического, системного и нестандартного мышления, широкого кругозора, эмоционального интеллекта, способности к коммуникации и т. д.). Всё это невозможно без гуманитарных наук и искусств.

И ещё: многие предметы сегодня преподаются принципиально в междисциплинарном ключе, в том числе, на стыке естественных, технических и гуманитарных наук.

Общественно-гуманитарные науки: оставить как есть?

Ни в коем случае. Нынешнее преподавание общественно-гуманитарных наук, за редким исключением, не приносит пользу и вызывает справедливое отторжение у студентов.

Например, нужно ли преподавать дисциплины, которые на протяжении ряда лет — и очень скрупулёзно — изучались в школе и которые по содержанию дублируют школьный материал? Нет.

Далее. Порой общественно-гуманитарные науки преподаются людьми, имеющими отдалённое отношение к ним: филолог читает философию, социолог — религиоведение, главное, чтобы учебная нагрузка была полной.

В силу того, что случайные люди читают предметы, которые они не знают, они не могут оторваться от текста и просто его зачитывают в прямом смысле этого слова. В итоге предметы, порой очень важные, преподаются скучно, формально, без души, что порождает и соответствующее отношение студентов.

Есть прецеденты, когда студенты всем потоком писали требование отменить у них тот или иной предмет. На самом деле предмет был важен, но читался он отвратительно. Кафедры, деканаты, руководство вузов думают о том, как загрузить преподавателя, думают об его интересах, но совершенно не думают о студенте и совершенно не думают об интересах государства. Этакое местечковое мышление.

Кроме того, нередко общественно-гуманитарные предметы преподаются как некоторая совокупность информации, которую надо просто заучить, но которая, непонятно каким образом относится к получаемой специальности. И студенты искренне не понимают, зачем им читали тот или иной предмет, да ещё в обязательном порядке.

И ещё, предметы общественно-гуманитарных наук идеологизированы, часто преподаются менторски, догматически, с позиций морализаторства и долженствования, как назидания и нотации, вызывая только реакцию отторжения среди студентов. Знает ли Минвуз об отношении студентов к таким предметам как «Идеология национальной независимости» (ИНН) или «Национальная идея и основы духовности»?

Выше я говорил о том, что преподавание общественно-гуманитарных предметов, за редким исключением, не приносит пользу, и сейчас сделаю уточнение: в нынешнем своём исполнении они даже вредны, поскольку убивают живую мысль, сужают горизонты творческого поиска, стимулируют начётничество и зубрёжку.

Итак, если общественно-гуманитарные предметы не приносят пользу и даже вредны, может, они вообще не нужны в вузах, особенно в естественнонаучных и технических? Нет, очень нужны. Так же, как были нужны Эйнштейну и Гейтсу. Они не нужны в нынешнем их исполнении. А в каком исполнении их преподавать?

Во-первых, они могут быть представлены в более специализированном виде и в междисциплинарном ключе. Если говорить о религиоведении, то это направление может быть представлено, например, в курсах «Религия и право», «Психология религии», «Социология религии», «Религиозные мотивы в искусстве», «Современный религиозный экстремизм» и т. д. — в соответствующих вузах, где изучают право, психологию, социологию, искусство, политику и т. д.

В разных вузах преподавание гуманитарных наук должно быть разным, заточенным под профиль вуза, поскольку во всех областях научного знания происходят процессы дифференциации, в результате чего оформляются новые, специализированные дисциплины.

Например, во всех вузах читают просто философию. А ведь есть философия физики, философия математики, философия биологии, философия политики, философия техники и т. д. Дифференциация коснулась и исторической науки. Сегодня из общего тела истории вычленились историческая антропология, историческая социология, квантитативная история, историческая география, историческая демография, философия истории, историческая картография, историческая антропометрия и другие.

В антропологии сегодня выделяют физическую антропологию, культурную антропологию, философскую антропологию, медицинскую антропологию, антропологию города, антропологию семьи и т. д. Если брать социологию, то есть социология религии, социология права, социология культуры, социология науки и т. д. И так по всем общественно-гуманитарным наукам.

На занятиях по гуманитарным наукам должны даваться не общетеоретические знания, в отношении которых может возникнуть вопрос их целесообразности, а функциональная грамотность, когда вопросы теории затачиваются на решение прикладных задач.

Во-вторых, перечисленные выше курсы по своей природе междисциплинарны. По степени свой широты и направленности они могут быть самыми разными, начиная от широких теоретических курсов (философия физики, историческая антропометрия, медицинская антропология, социология религии и т. д.) и кончая более узкими спецкурсами и спецсеминарами.

Например, почему бы не предложить студентам на физическом факультете кафедры теории относительности спецкурс или спецсеминар «Неэвклидово пространство Достоевского и теория относительности», студентам кафедры квантовой механики — «Играл ли бог в кости: к философским основаниям спора Эйнштейна и Бора», кафедры оптики — «Оптика и современная фотография» и т. д. На историческом факультете можно предложить курс «Математические модели мировой истории», «Физико-химические методы доказательства в исторической науке», или «Психологические портреты исторических деятелей». Такого рода курсы могут предлагаться по выбору или носить факультативный характер.

Как я писал, в каждом вузе должен быть свой набор предлагаемых гуманитарных дисциплин и свой учебный план их преподавания. В идеале нужно отказаться от понятия «первый блок» — обязательных дисциплин для всех студентов страны. Но самое главное, нужно понять, в чем задачи и функции общественно-гуманитарных дисциплин в вузе. Это не только специализированные знания, но и навыки адаптивного, гибкого, творческого и критического мышления.

В своей книге «21 урок для XXI века», историк и футуролог Юваль Ной Харари, тот самый, чьи книги оказали огромное влияние на Билла Гейтса, пишет о том, что в условиях, когда мы тонем в информации, нужно учить отличать важное от неважного, а также составлять из разрозненных сведений общую картину мира. Важное место должно занять обучение «4К»: критического мышления, коммуникации, коллаборации и креативности. Нужно ослабить напор на преподавании чисто технических и усилить обучение общим навыкам — умению иметь дело с переменами, обучаться новому и сохранять психическое равновесие в незнакомых ситуациях. По мере того, как скорость перемен нарастает, мутирует не только экономика, но и сам смысл того, как быть человеком. Людям придется все чаще иметь дело с новым и необходимостью чуть ли не каждое десятилетие менять свою специализацию. Чтобы выжить (а тем более процветать) в мире, основной характеристикой которого является неопределенность, нужна психическая гибкость и огромный резерв эмоционального равновесия. И обучать этому куда сложнее, пишет Харари, чем учить решать уравнения.

Об этом говорил на своей лекции в МГУ и Джек Ма, основатель корпорации Alibaba: «Если хотите подготовиться к будущему, не следуйте вчерашним способам обучения: не пытайтесь зубрить. Компьютер всё равно запомнит больше, не пытайтесь считать быстрее — компьютер сделает это за вас. Учитесь быть креативными и конструктивными».

Кто всё это будет преподавать?

И это самый сложный вопрос. Многие преподаватели общественно-гуманитарных наук не способны ярко и увлечённо читать свои собственные курсы. Что говорить о междисциплинарных курсах на стыке литературы и физики, психологии и истории, оптики и искусства? Ведь междисциплинарность является не только ведущей тенденцией в современной науках, как естественных, так общественно-гуманитарных, но и современным способом преподавания (например, система Liberal Arts, которая в одних только США внедрена в 600 университетах).

И здесь не обойтись без приглашённых преподавателей, которые будут работать, прежде всего, в институтах повышения квалификации. Нужно «штучно» искать тех, кто учился или работал за рубежом, а также тех, кто на своём месте творчески подходит к читаемым курсам.

Конечно, многие преподаватели вот так сразу не смогут читать междисциплинарные курсы. Их надо готовить — полгода, год. Университеты на своих сайтах должны объявлять курсы, в которых они нуждаются, и оговаривать условия найма на работу. Так делается во всём мире, но не у нас.

Хотя послание президента прозвучало в январе, новые дисциплины в режиме цейтнота составляются только сейчас! Все вузы лихорадит. В течение «пандемийного» семестра и последующего отпуска они расслабились, а сейчас, за три-четыре дня (вместо одного семестра и даже года) преподаватели должны успеть ознакомиться с ранее незнакомыми курсами, написать тексты всех (!) лекций по ним, составить планы семинарских занятий и «залить» всё это в университетские электронные интернет-системы Moodle. Иначе как искажением слов президента, профанацией реформ я не могу всё это назвать. Нельзя не вспомнить ставшее для нас нормой: «Когда надо, через месяц, два? — Вчера».

И, конечно же, те преподаватели, которые смогут подготовить соответствующие курсы и ярко их читать, должны рассчитывать на серьёзное вознаграждение. Именно потому, что они делают то, чего не смогли тысячи других. В свою очередь, это может стать серьёзным стимулом для других преподавателей создавать специализированные междисциплинарные курсы.

Если мы вместо «национальной идеи» и скучных, догматически читаемых общественно-гуманитарных дисциплин введём действительно интересные, разнообразные, междисциплинарные и нужные курсы, обогатим духовный мир студентов, расширим их кругозор, может быть, и у нас появятся свои Эйнштейны.

Мнение автора может не совпадать с мнением редакции.