Что вы почувствуете, услышав новость о том, что отец семейства, здоровый тридцатилетний мужчина, погиб от очень банальной и давно излечимой болезни? А если еще узнаете, что вакцину от такой болезни придумали почти два столетия назад, и с тех пор почти во всех странах случаи этой болезни практически не наблюдались, тем более с летальным исходом?
Конечно, вы не хотите, чтобы такие болезни портили людям жизни, особенно если вакцина доступна. В таком случае вы должны чувствовать то же самое, услышав новость о суициде 33-летнего фермера из Джизакской области Санжара Баратова. Эта новость, к сожалению, не кажется уж совсем экстраординарной, наоборот, детали этой истории до боли знакомы каждому, кто имеет хоть малейшее представление о жизни на селе в Узбекистане.
В сообщении прокуратуры указывается, что фермерское хозяйство задолжало государственному «Агробанку» 220,1 млн сумов. Оказывается, банк в 2017 и 2018 годах предоставлял льготные кредиты для нужд фермерского хозяйства, и оно не смогло полностью погасить свои долги. Сотрудники Бюро принудительного исполнения (БПИ), исполняя волю суда, изъяли из дома руководителя фермерского хозяйства, Санжара Баратова, ковер размером 3×4 м. После смерти фермера, уже 8 ноября, сотрудники БПИ возвратили ковер семье погибшего, поскольку, как оказалось, ковер, изъятый из дома, не находился на балансе хозяйства, руководителем которого был покойный Санжар Баратов.
Как сказано выше, эту новость нужно читать точно так же, как и сообщение о смерти человека вследствие болезни, вакцина от которой давно изобретена и доступна. Несмотря на то, что в медицине, как и в экономике, могут разбираться многие, позволю себе рассказать, жертвой какой именно излечимой болезни стал фермер Санжар Баратов.
Много лет назад, почти до середины XIX века, от такой же болезни страдали и часто умирали сотни людей. Эта болезнь была связана с долгами, точнее с последствием их неоплаты. В те времена предприниматель мог быть заключен под стражу или лишиться имущества, если его предприятие не могло погасить долги. Широко использовались долговые тюрьмы, чтобы наказать неплательщика или принудить его к выплате.
К счастью для мировой цивилизации, английский парламент еще в 1855 году принял закон об ограниченной ответственности, который гласит, что владелец компании отвечает по обязательствам только в пределах вложенного в нее капитала. То есть, если владелец вложил в предприятие один фунт, и предприятие в какой-то момент банкротится из-за долгов, владелец не может быть ответственен на сумму, превышающую начальный фунт. Когда к такой компании (с ограниченной ответственностью) предъявляется иск за невыплату долгов, заявители подают иск на компанию, а не на ее владельцев.
После 1855 года, конечно, этот закон переделывался, но суть осталась та же — физическое лицо не несет персональной ответственности за долги компании, владельцем которой оно является. Такая же практика очень быстро была заимствована во всем мире, например, даже в царской России, где долговые тюрьмы закрыли уже к 1879 году.
Нельзя переоценить роль этого закона в экономическом развитии человечества. Закон об ограниченной ответственности был, по сути, причиной промышленной революции и последующего развития цивилизации.
В 1926 году британский журнал Economist писал, что безымянный изобретатель идеи ограниченной ответственности заслуживает почетное место наряду с Уоттом (изобретателем парового двигателя) и Стивенсоном (изобретателем паровоза и железных дорог) на пьедестале пионеров промышленной революции.
А великий американский философ, публицист, ученый и лауреат Нобелевской премии Николаc Батлер вообще называл идею общества с ограниченной ответственностью величайшим изобретением современности. Он считал, что даже изобретение пара или электричества являются гораздо менее важными открытиями, чем идея компании с ограниченной ответственностью.
Ограниченная ответственность позволяет предпринимателям брать на себя риски и заниматься бизнесом, не опасаясь за то, что они потеряют дом, кров или свои личные средства.
Ограничение рисков позволяет предпринимателям быть смелыми и решаться на большие проекты. До изобретения механизма ограниченной ответственности мало кто решался быть предпринимателем, так как боязнь неудачи могла буквально сокрушить жизнь -- долговая яма, а в некоторых обществах даже рабство. Поэтому такая гениальная идея, как разграничение физического и юридического лица, стало важнейшим в исторической перспективе изобретением, которое почти два столетия служит во благо человечества. В развитых странах нет ничего более обыденного, чем банкротство. Даже нынешний президент США объявлял о банкротстве как минимум четыре раза. Например, в 2004 году компания Трампа объявила о банкротстве, так как не могла расплатиться с долгами в размере 1,8 млрд долларов.
Рост благосостояния в Британии с 1270 года. Почти до 1800 года рост экономики был примерно нулевым; а после промышленной революции экономика растет, практически не сбавляя темпы, рост не замедлили даже две мировые войны. Источник: Broadberry, Campbell, Klein, Overton and van Leeuwen (2015) via Bank of England (2017) / OurWorldInData.org/economic-growth.
В Узбекистане тоже есть правовой инструмент в виде законов о банкротстве или обществах с ограниченной ответственностью. В Узбекистане тоже человек, физическое лицо не может быть ответственен за долги предприятия, согласно закону об ООО. Но мы видим, что в Узбекистане границы между физическим и юридическим лицом сильно размыты. Это большая проблема — как для экономического развития, так и с точки зрения защиты прав собственности.
В теории фермер, который задолжал государственному банку по льготному кредиту, должен был объявить о банкротстве еще в 2017 году и, если надо, открыть новое фермерское хозяйство и продолжать свою деятельность. Получается, имея на это право, наши предприниматели не могут им воспользоваться. Если вернемся к аналогии с медициной, то у нашего врача есть вакцина, которая достаточно просто предотвращает эпидемию, от которой страдают много людей. Но наш врач по разным причинам не дает возможности пациентам пользоваться этой вакциной. У нас есть закон, защищающий право собственности и дающий возможность банкротить предприятия, но у нас слишком плохо работают юридические механизмы, чтобы закон исполнялся. На вакцину можно посмотреть или полюбоваться через стеклянный шкаф в кабинете у врача, но врачи не дают ею пользоваться.
В нормальной экономике, если банк не учел риски, и кредитуемое предприятие объявило о банкротстве, это уже является расходами банка. Риски должны ложиться на плечи банка, так как, выдавая кредит, банки понимают, на что идут. Но в случае, когда государство владеет банками, такое положение дел затруднительно. В нашем случае банк, естественно, не хотел, чтобы кредит был невыполненным, и требовал возвращения долга. Но в отличие от частных предприятий государственные имеют сильные административные ресурсы. Скорее всего, именно поэтому фермер не смог обанкротить предприятие еще в 2017 году. Но даже без административных ресурсов банков в Узбекистане законы о банкротстве архаичны и невероятно трудны — в рейтинге Всемирного банка по тяжести затруднений процедуры банкротства мы занимаем 91-е место в мире.
Если бы Драйзер хотел бы написать «Узбекскую трагедию», просто документирование причин, приведшим к этому инциденту, могло быть достаточно драматичным для книги. Художественная литература тем и интересна, что в ней, как и в жизни, нет по-настоящему плохих или хороших персонажей. Все действуют исходя из своих, казалось бы, безобидных интересов, но какие-то события или неправильные правила игра могут привести к очень печальным последствиям. И в этой истории вроде все персонажи хорошие, и действовали, казалось бы, в рамках своих полномочий, возможно даже с искренними побуждениями, но результат оказался таким печальным.
Государственные банки административно-командным методом выдают льготные кредиты. Ведь банки и муниципальные власти должны отчитаться о сумме выданных кредитов фермерам. Получив кредит, фермеры по каким-то причинам — в нашем случае из-за паутинного клеща и коробочного червя — не могут получить доход и расплатиться с долгом. Так как банки боятся регуляторного давления из-за непокрытых кредитов, то они давят на предпринимателей, а суды и муниципалитеты отказываются начинать процесс банкротства, потому что пострадавшим окажется государственный банк. То есть, они не хотят, чтобы государственная казна, за счет которой и выдаются эти льготные кредиты, пострадала. Сотрудники БПИ, считая, что исполняют закон, изымают имущество человека, возможно, даже не подозревая, что частная собственность неприкосновенна и не может изыматься, даже если владелец предприятия должен деньги государственному банку.
Такое положение дел кажется порочным кругом, и кажется, что нам уже не выбраться из этих дебрей. Но, к счастью, выход есть. Ведь мы не первая страна, пережившая это.
Нам нужно прекращать практику льготного кредитования, чтобы кредиты не выдавались ради галочки. Нужно приватизировать банки, чтобы те, исходя из своих оценок рисков, выдавали кредиты и конкурировали между собой за клиентов. Если кредиты, выданные банками, будут непокрываемы, это ляжет на плечи владельцев этих банков. Частные банки тем и хороши, что не могут пользоваться административным аппаратом государства ради решения собственных проблем ликвидности.
Нужно упростить процедуры банкротства, чтобы фирмы, которые имеют большие долги, спокойно закрывались, и владельцы фирм не несли персональной ответственности за это. Нужно обеспечить независимость судов, чтобы судебные процедуры не принимались при давлении исполнительных властей. Органы, ответственные за исполнение закона, тоже будут намного более аккуратны в своих действиях, если будут понимать, что имеют дело с компетентным и независимым судом. В идеале судебные исполнители должны подчиняться судам, а не правоприменителям.
Конечно, провести приватизацию, облегчить нормы банкротства, отменить выдачу льготных кредитов достаточно легко. А вот реформировать качество судов и обеспечить защиту частной собственности очень тяжело. Сейчас Узбекистан 91-й из 113 стран в Рейтинге верховенства права (Rule of Law Index), а по некоторым пунктам рейтинга мы занимаем 108-е место. Мало стран в истории смогли исправить свое положение относительно верховенства закона и защиты частной собственности. Но такие есть — естественно, это развитые страны. Нам как обществу необходимо осознавать, что единственный путь к благосостоянию граждан лежит через судебную реформу и обеспечение верховенства права. Нет ни одной богатой страны с плохими судами.
Инцидент, произошедший с Санжаром Баратовым, является лишь отражением плохого качества институтов правосудия. Каждый из нас навскидку сможет насчитать десятки похожих историй, может быть, не таких трагичных, но тем не менее, по-своему печальных. Очень много наших сограждан, работающих в России, тоже когда-то были фермерами, некоторые десятки лет расплачиваются с долгами. С одним из таких я однажды летел в самолете из Ташкента в Москву: он тоже имел долги в бытность фермером и работал, чтобы расплатится и, наконец, обрести свободу. Такие истории мало чем отличаются от долговых ям средневековья.
Участь Санжара Баратова, как и других десятков тысяч фермеров, могла бы быть абсолютно другой. Ведь, как я уже говорил, вакцина от этой болезни у нас есть, и она доступна, нам всего лишь надо начать ею пользоваться.
Когда речь идет об экономической политике и необходимости реформ, многим кажется, что это скучные разговоры об абстрактных вещах. Но, как я писал ранее, экономическая политика — это судьбы людей, это качество жизни людей. Врачебная ошибка калечит пациента, экономические ошибки калечат судьбы народов.
