Президент Московской бизнес-школы СКОЛКОВО Андрей Шаронов в интервью «Газете.uz» во время недавнего визита в Ташкент рассказал о запросе на дополнительное образование в Узбекистане, проводя параллели между административным управлением в Узбекистане и России и характеризуя процессы в экономике, бизнесе и образовании.
Андрей Шаронов был назначен президентом Московской школы управления СКОЛКОВО в 2016 году. С 2013 до 2016 годы был ректором бизнес-школы СКОЛКОВО. Ранее работал заместителем мэра Москвы, курируя вопросы формирования бюджета, госзакупок, промышленную и политику поддержки предпринимательской деятельности, имеет опыт в регулировании рынка торговли и услуг, был заместителем министра экономического развития и торговли РФ.
— Год назад в Узбекистане была принята Концепция административной реформы. Наблюдаете ли вы за ходом реформы?
— У меня почти 20-летний опыт государственной службы в России на федеральном и региональном уровнях — в должности заместителя министра экономики, также несколько лет был заместителем мэра Москвы.
Россия тоже проходила несколько этапов административных реформ, это неизбежный процесс. Он обычно болезненный, вызывает тревожность у госслужащих за дальнейшую судьбу и временное снижение эффективности деятельности государственных органов.
В России было несколько волн подобных реформ. Первая пришлась на 2003−2004 годы. Тогда главная идея состояла в уточнении полномочий ведомств, потому что с советских времен существовала традиция: «мы отвечаем за все». Каков круг твоих полномочий? Где заканчиваются твои полномочия и начинаются чужие? Никто до этого не задавал таких вопросов. Поэтому задача реформы состояла в необходимости не только определить сферу полномочий каждого ведомства, но и понять, какие требуются человеческие ресурсы и прекратить дублирование обязанностей.
Также крайне важно было понимание источников финансирования, соотношения полномочий ведомств и денежных ресурсов. Реформа должна была привести к ситуации, когда нет ощущения, что человек, работающий в государственных органах, олицетворяет некую большую всемогущую власть. Нет, он отвечает за конкретные вещи и имеет ресурсы для того, чтобы выполнять свою работу и добиваться определенного результата. У него есть KPI — ключевые показатели эффективности, которые можно измерить и сказать, насколько он справился, насколько он был эффективен.
— Какие запросы в этой ситуации могут быть на услуги организаций, подобных бизнес-школе СКОЛКОВО?
— Главный запрос связан с изменениями профессиональных компетенций и навыков сотрудников. В России сейчас наблюдается ужесточение требований к госслужащим с точки зрения регулярности переподготовки и набора компетенций, которые они должны получать. Исходя из задач появляются новые должностные инструкции для каждой позиции. Они предполагают наличие у сотрудников: hard skills (профессиональные навыки, которым можно научить и которые можно измерить) и soft skills (связанные с умением выстраивать отношения с людьми, завоевывать доверие, вести переговоры, организовывать работу в группах).
Например, сегодня к служащим определенного уровня появилось обязательное требование — знание иностранного языка или навыки ведения переговоров.
— Каковы ваши планы сотрудничества с госсектором и бизнесом в Узбекистане?
— В Узбекистане происходят большие изменения, существует запрос на услуги развития человеческого капитала. Это положение есть в Стратегии инновационного развития и «дорожной карте» на 2019−2021 годы.
Московская школа управления СКОЛКОВО возникла как традиционная бизнес-школа и была нацелена на реальный сектор экономики. Постепенно мы пришли в сегмент государственной службы: сейчас ведем программы с федеральными, региональными и муниципальными властями.
Этой осенью мы запускаем программу Executive MBA for Eurasia совместно с бизнес-школой Гонконгского университета науки и технологий (HKUST). Это программа «двойного диплома», нацеленная на изучение инициативы Китая «Один пояс — один путь». Участники — опытные управленцы и предприниматели в возрасте 35−45 лет получат возможность обучаться в Китае, Казахстане, Армении, России, Швейцарии, Израиле, США. Надеемся, что взаимный интерес к бизнес-школе только увеличится со стороны госслужащих и руководителей госведомств, а также топ-менеджеров компаний Узбекистана.
— Каких конкурентов вы видите на узбекистанском рынке?
— Мы пока изучаем этот рынок. Конечно, другие иностранные университеты и бизнес-школы тоже смотрят на возможность работы в стране.
В Узбекистане практически нет крупных национальных бизнес-школ, сейчас они только создаются. Есть ощущение, что Узбекистан ожидает бум частных образовательных инициатив, поначалу довольно простых, связанных с развитием базовых компетенций.
Уже есть запрос на высшее и дополнительное образование. Мы не занимаемся высшим образованием, а работаем с людьми, которым необходимо дополнительное профессиональное образование. Поэтому в планах бизнес-школы СКОЛКОВО найти национального партнера, с которым будем развивать деятельность в Узбекистане и приглашая индивидуальных и корпоративных слушателей в Россию.
— Когда отдельные секторы (образование, медицина) сталкиваются с нехваткой кадров с высшим образованием, она может ощущаться и в бизнесе, и в органах государственной власти. Это, в том числе, обусловливает отставание в развитии.
— Роль всей национальной системы образования в нынешней ситуации особенно велика. В мировых визионерских документах, например, докладах Всемирного экономического форума, отмечается, что мы переходим от капитализма в эпоху талантизма, когда главным становится не капитал как совокупность материальных ресурсов, но человеческий капитал, талант как исключительная рабочая сила. В этой ситуации все, что создает человеческий капитал: образование, здравоохранение, экология окружающей среды, безопасность — играет чрезвычайно важную роль.
Страны, сделавшие серьезный рывок в развитии, — Сингапур, Южная Корея — начали с создания системы национального образования, прежде всего — школьного. Качественная система начального образования создает основу для развития человеческого капитала.
Сейчас сверхвызов и приоритет для Узбекистана — это повысить качество школьного и, возможно, дошкольного образования, оно должно помогать детям выходить на другой уровень.
Входя в систему высшего образования с уровнем ниже входных требований, его не получится добрать даже в лучших университетах.
Россия в последнее время уделяла много внимания высшему образованию и по формальному критерию — количеству людей с высшим образованием — она находится на одном из первых мест в мире. Но, с другой стороны, качество высшего образования не очень высоко, и это сказывается на профессиональных качествах выпускников, которые во многих ситуациях оказывается менее конкурентными в сравнении с западными. В этом смысле у нас несколько похожие задачи повышения качества образования на всех уровнях.
- Сколько времени может занять эта работа над качеством?
— Все изменения, которые касаются образования и здравоохранения, очень инерционны, что часто сдерживает политиков глубоко заниматься подобными реформами. Если вы делаете что-то принципиально новое в системе образования, то результаты можно почувствовать, когда ребенок, окончив школу и университет, и поработает еще 3−5 лет. Такие реформы дают плоды только через 15−20 лет.
— В Узбекистане ожидается коренное изменение налогового законодательства. Какие решения, на ваш взгляд, помогают бизнесу выйти из тени?
— Теневой бизнес — это проблема стабильности правовых условий, которая актуальна и для России тоже.
Вопрос коррупции — это во многом вопрос деловой культуры. Выход из тени должен быть связан с понятными стимулами. Регулятору надо оценить, какие положительные и отрицательные стимулы он предложит, чтобы на рациональном уровне людям стало интереснее работать «в белую».
В России в начале 2000-х годов был сделан важный шаг к «обелению» экономики — переход на плоскую ставку подоходного налога. До этого ставка составляла от 15% до 35% в зависимости от объема дохода, и уровень сбора налогов падал. Система была сложной, а уровень налогообложения был довольно высоким после определенного порога.
Было много дискуссий, специалисты не верили, что можно наполнить бюджет при ставке 13%, если не получается при 35. Опыт России показал, что размер ставки был угадан верно: через полтора года после введения плоской 13-процентной шкалы сборы увеличились в 2 раза.
— В Стратегии инновационного развития Узбекистана говорится об интеграции науки, образования и бизнеса. Опыт развития этой триады в России может быть интересен и в Узбекистане?
— Здесь два направления: тема организации науки и образования и тема внедрения инноваций. Мы во многом заложники нашего общего советского опыта. Советская модель, которая закладывалась в 1930-е годы, все еще доминирует. Основная ее черта — оторванность прикладной науки от высшего образования. Наука существовала не в вузах, а в академиях наук или в отраслевых институтах, чаще всего в оборонной промышленности.
Сейчас предпринимается попытка вновь вернуть науку в университеты, чтобы профессора не отрывались от науки, и студенты обучались, не только читая учебники, но и у людей, работающих в науке. В эпоху талантизма интеграция науки, образования и производства будет решающей силой развития.
Государство, регуляторы забывают об одной важной вещи: придумывая, как простимулировать госпредприятия к внедрению инноваций, они требуют специальных программ
Если в экономике нет спроса на инновации, то все усилия на стороне предложения будут искусственными.
Правительство может утверждать, что оно поддерживает конкуренцию и инновации, но при этом переходит в другой кабинет, где сидят национальные компании, и заявляет: «Если мы запустим конкуренцию, то наши предприятия закроются и мы выгоним сотрудников на улицу».
Эта дискуссия тяжела во всех странах: до какой степени нужно защищать национального производителя, чтобы он сохранял рабочие места, но при этом оставался конкурентоспособным.
Некоторое время назад в России, в 2004 году, кажется, начались исследования по конкуренции по заказу Российского союза промышленников и предпринимателей. Они показали, что одном секторе могут существовать компании, у которых производительность труда отличается в 80 раз. Это может быть только в «ненастоящей» экономике, когда тебя хорошо «защищают».
Чтобы выжить, нужно заниматься инновациями, и делать это не потому, что есть поручение правительства о цифровизации. Важно понять, как сбалансировать поддержку национальной экономики и конкуренцию, которая заставит создавать инновационную продукцию.
Это большая проблема для России, которая выходит из состояния государственной экономики, и, думаю, для Узбекистана. Здесь без болезненных шагов по раскрытию экономики и без международной конкуренции не обойтись.
