10 августа в театре «Ильхом» состоялась лекция, посвященная месту Ташкента в мировом развитии. Это пятая по счету лекция, проводимая в рамках образовательной программы «Ташкент любит тебя» российского института «Стрелка» и Общественного совета при хокимияте столицы. Лектором выступил Артем Космарский — антрополог, урбанист-исследователь, на протяжении последних 16 лет изучавший городскую жизнь Ташкента.

Ташкент, по мнению Космарского, находится «на новом этапе своего развития», и очень важно, чтобы горожане понимали, как он будет развиваться дальше. «К сожалению, слишком часто разговоры об урбанизме „скатываются“ в разговоры об отдельных вещах: тут закрыть…, там построить…», — отметил лектор. Понимание законов, по которым функционирует город, требует масштабного взгляда на вещи. Такое понимание необходимо и для того, чтобы влиять на происходящие в городе процессы.

Как неоднократно замечал эксперт по ходу лекции, его задача — не дать готовые рецепты, а всего лишь рассказать о силах, влияющих на город.

О прошлом

Силы, влиявшие на Ташкент на протяжении его многовековой истории, находили свое отражение в городских порядках. Под ними Космарский подразумевает принципы организации городского пространства. Ученый видит в современном Ташкенте следы трех городских порядков:

1. Исламский город

Наиболее ранний из сохранившихся городских порядков. Он получил распространение на обширной территории от Марокко до Западного Китая.

Люди, жившие в исламских городах, никак не фиксировали этот городской порядок. О нем известно только по описаниям европейцев. Не понимая систему изнутри, исламский городской порядок казался им ущербным.

«Исламский город — это не карта и не план, не набор зданий, не среда, удобная для жизни, если говорить современным языком, — пояснил Космарский. — Это форма жизни, которая [циклически] движется от расцвета к упадку».

В исламском городе улицы представляют собой хаотичный лабиринт. Нет никаких опознавательных знаков, как и потребности в них: местные жители и без них знают, к кому и когда обращаться. Отсутствуют общественные здания (административные учреждения и т. д.): общественная жизнь была сосредоточена в домах отдельных людей, на базарах и в мечетях.

С точки зрения структуры, в исламском городе прослеживается разделение на «своих» (внутреннее) и «чужих» (внешнее). Например, внутреннее (для «своих») и внешнее (для «чужих») пространства дома.

Базовой единицей организации является махалля, где люди друг друга знают и могут обратиться друг к другу за помощью. Она является своеобразной «подушкой безопасности». Как показывает многовековой опыт исламского мира, когда государства и города «рассыпаются», махалля остается.

Старый город в Ташкенте — это остатки исламского города. Какое бы ни было к нему отношение, он ценен как след иного городского порядка.

2. Колониальный городской порядок

Как пояснил лектор, он был присущ всем городам, захваченным колониальными державами в XIX веке. Основополагающая черта порядка — дуализм, разделение на два города: туземцев и колонистов.

Оно носило назидательный характер. Так, города колонистов строились по плану, с прямыми улицами; в них обустраивались площади, возводились административные здания, был водопровод и иные «блага цивилизации». Все это служило «образцом рациональности и порядка», демонстрацией превосходства над местным населением. Проще говоря: «Вот хаос старого города, а вот порядок нового. Сравните [эти] два города — и вы все поймете».

Примечательно, что в Ташкенте различие между старым и новым городом сразу начало размываться. С одной стороны, из России начали приезжать не «идеальные носители бремени „белого человека“», а «простые работяги». С другой — местные жители начали благоустраивать Ташкент гораздо активнее, чем русские.

Колониальный городской порядок, а с ним и идея «города-урока», ушли в прошлое во всем мире. Но в городах остались следы той системы — здания, улицы, памятники того времени.

Ученый считает, что сейчас отношение к таким следам в Ташкенте двойственное: «Как бы это наше наследие, но это вроде бы и не наше наследие, вроде как это нечто ценное, но вроде как и не ценное».

Уникальное наследие колониального Ташкента можно «раскрутить», и оно будет приносить доход. Объекты, каждый из которых ценен сам по себе, «могут быть встроены куда угодно». Но стоит ли это делать? «Означает ли то, что [когда мы говорим] хорошее о зданиях и наследии царского Ташкента, мы тем самым оправдываем построенный на угнетении колониальный городской порядок? Это вопрос, и однозначного ответа на него нет», — сказал Артём Космарский.

Эксперт рассказал и о судьбе колониальной архитектуры в других странах. Как правило, после прихода национальных правительств к власти колонизаторы изгонялись из своих домов. В лучшем случае в них вселялась новая элита, в худшем — они медленно разрушались. Очень редко происходило так, что через несколько десятилетий они начинали привлекать к себе внимание туристов и возрождаться. «Местные бизнесмены начинали понимать, что эти полуразрушенные особнячки [интересны туристам] больше, чем огромные бетонные коробки, которые построили архитекторы независимых стран».

Но возрождалась лишь «форма без содержания», поскольку уехали и те, кто строил, и те, кто жил в этих колониальных городах. А система, «атмосфера», логика организации пространства (городской порядок) уже исчезла вместе с людьми. В итоге получалась «пустая форма на потеху туристам».

3. Социалистический городской порядок

Городской порядок в социалистических станах преследовал ряд важных целей:

1) в бывших колониях — ликвидировать разделение, оставшееся от колониального городского порядка, то есть стереть разрыв между старым и новым городом;

2) смешать население, не допустить его сегрегации по каким-либо признакам (то есть появления районов «богатых» и «бедных», «черных» и «белых», национальных кварталов и т. д.). Сама собой решалась проблема, над которой бились города капиталистических стран: «how to bring strangers together"(как объединить незнакомых между собой людей). Вне зависимости от достатка, этнического происхождения, мировоззрения люди жили вместе в одних многоэтажках и отдыхали в одних и тех же местах.

Говоря о Ташкенте в данном контексте, Космарский заметил: «Тот факт, что в Ташкенте, в отличие, например, от городов Африки, от Стамбула, даже от городов Западной Европы, нет четко обозначенных районов, где живут только богатые за высокими заборами и никого туда не пускают, — это большое достижение социалистического городского порядка, и надо думать о том, что это было и как это сохранить».

3) регулярный сбор граждан в т. н. «пространствах ликования» (на праздничных шествиях, демонстрациях и т. д.). Это, по мнению лектора, «мертворожденное» явление, ведущее в тупик: «То, что делается [по команде] „сверху“ и „по указке“, долго не живет». Более того, спикер считает, что оно живо в Узбекистане и по сей день. Но такие мероприятия не оживляют город.

О настоящем

До 1970-х годов во всем мире главной силой, определяющей развитие территории, было государство с его планами, бюджетом, архитектурными программами. С конца 70-х государства начали сдавать позиции, уступая эту роль городам. Основной силой, меняющей городское пространство, стал капитал.

Логика развития городов при капитализме отличается от таковой при социализме.

  • Для социализма был характерен принцип «надо развивать все, даже с ущербом для себя». Нерациональное использование ресурсов могло быть оправдано обеспечением справедливости.

  • При капитализме на первое место встают законы рынка. На всех уровнях административно-территориального деления появляется разделение на процветающие «точки роста», входящие в глобальное бизнес-пространство (space of flows), и остальные города, районы «вне глобального пространства», которые «доживают». Доходит до того, что отдельные территории раз в несколько лет перестраиваются «с нуля» исключительно ради максимизации выгоды бизнеса, невзирая на мнения горожан, историческую ценность построек и т. д. Это явление получило название «творческое разрушение» (creative destruction).

Классический пример воздействия капитализма на город — столица Ливана Бейрут.

В начале 90-х, после окончания гражданской войны, город стали «восстанавливать». Людей массово выселяли из собственных домов, а их права собственности игнорировались. Все было снесено «ради бульваров, как в Париже, и небоскребов, как в Дубае».

Местная история и традиции оказались пустой оболочкой для коммерческих брендов. Остатки исторических базаров — суков — были уничтожены. На их месте воздвигли торговые центры с бутиками мировых брендов, которые стали называть так же, как и традиционные рынки.

Лозунг «Бейрут для тебя» на деле не имеет никакого отношения к горожанам: они не имеют никаких инструментов влиять на застройку. Фактически Бейрут превратился в город для туристов и инвесторов, отметил Космарский.

Прежде перед урбанистами ставилась задача объединить людей. Но с ослаблением влияния государства на развитие городов происходит то, что лучше всего можно описать на примере Лос-Анджелеса, предположил лектор.

«В Лос-Анджелесе нет единого города. Там есть отдельные кварталы, отдельные места, между которыми надо быстро перемещаться на автомобиле… Если эти места хоть немного „богатые“, то они выстроены в виде крепостей, куда придешь — и на тебя смотрят 10−20 глаз видеокамер, полиции, охранников… Вся мощь современной технологии… настроена на то, чтобы в каждом пространстве были только те, для кого оно предназначено. И не дай бог, чужие попадут!» — ярко описал ситуацию спикер.

Подобное, хотя и не настолько выраженно, можно наблюдать и в Узбекистане, и в России. Сначала люди строят особняки и отгораживаются высокими заборами, чтобы скрыть от других свою жизнь, достаток. Следующий шаг — закрытые кварталы «за заборами, со шлагбаумами».

Проблема в том, что изоляция от других людей приводит к «отгрызанию» пространств, которые раньше считались общественными. Лектор проиллюстрировал это простым примером: «Есть улица с тротуаром в центральном районе города, дети [по тротуару] идут в школу. И некий богатый человек построил себе большой дом и вынес забор чуть-чуть вперед. Чуть-чуть, но достаточно для того, чтобы дети, идущие в школу, выходили на проезжую часть. Все — их сбивает машина».

Рассматривая предпосылки «заборизации» с точки зрения антропологии, Космарский сказал следующее: «Человек — существо социальное. У него есть несколько „матриц поведения“. Многим людям свойственно желать, чтобы вокруг них были только те, кто на них похож. Ну не нравится им человек другого цвета кожи!.. Одно дело, когда это проявляется на уровне смутных желаний. А другое дело, когда нежелание видеть другого, быть с другим, общаться с другим обретает социально-экономическую силу и, как в Лос-Анджелесе, реализуется уже [в полную силу]. Откуда берется это желание не любить другого, вопрос философский».

«Если мы говорим о силах, которые меняют города сейчас и потенциально могут менять Ташкент, то они достаточно неоднозначны. Когда капитал, люди, которые хотят отделиться, имеют полную власть над городским пространством… публичность уничтожается, город раскалывается на отдельные закрытые пространства с одной стороны, с другой — на пространства траты, консьюмеризма, которые абсолютно безлики, не имеют локальной специфики, меняются каждые один-два года в зависимости от того, что выгодно, а что невыгодно», — резюмировал спикер.

Ташкент, по мнению антрополога, в 1990-е и 2000-е был как бы «законсервирован». «Сейчас он открывается глобальным силам, которые действуют во всех городах мира». Капитализм в Ташкент «сейчас только приходит». Важно, чтобы город не повторил ошибок Бейрута или Лос-Анджелеса.

Как средство решения возникающих между горожанами разногласий, Космарский считает важным развивать площадки для диалога: «Никто не хочет жить в атмосфере ненависти». «Средство „написать жалобу в прокуратуру — приедет бульдозер и все снесет“ работает все меньше [и меньше]. Государство не может всегда брать на себя [роль бульдозера]», — пояснил лектор.

«Вы — жители. Вам надо сначала сформулировать для себя, что такое хорошо и что такое плохо, а потом донести эту точку зрения до всего города и тех, кто принимает в нем решения. И об этом надо спорить, об этих вещах надо дебатировать», — рекомендовал эксперт.

О будущем

Космарский предложил два пути развития города, не исключающих друг друга и, по его мнению, подходящих для Ташкента. Их объединяет демократичность: для реализации не требуется воля властей, горожане могут самостоятельно, по кусочкам, «снизу» выстроить цельную систему.

1. Биофильный город

Цель создания биофильного города — убрать различие между искусственной и естественной средой. В таком городе нет отдельных зеленых зон: весь город представляет из себя одну зеленую зону, в которой природа встречается в самых неожиданных местах: на крышах, пустырях, во дворах.

Островки природы, созданные усилиями обычных людей, организаций, местными властями, объединяются в сеть, внутри которой свободно перемещаются люди, животные, семена.

Это не просто озеленение, а иной порядок, который требует пересмотра отношения горожан к природе. Даже несмотря на резко континентальный климат и дефицит воды в регионе, идея биофильного Ташкента, как считает Космарский, может быть успешна.

Люди привыкли пользоваться городом, который кто-то спланировал. Биофилия же требует активной позиции граждан.

«Биофилия начинается в головах, а не в водопроводе», — заметил спикер.

2. Город на блокчейне

Блокчейн — это система хранения информации в виде блоков данных, соединенных так, что изменить содержание одного блока невозможно, не трогая все остальные блоки. Блокчейн позволяет достичь: 1) децентрализованного хранения данных (в системе нет центрального узла); 2) прозрачности при работе с данными (любые вносимые в них изменения будут видны всем) и, как следствие, высокого уровня доверия к данным.

В мире предпринимаются попытки внедрить блокчейн для решения различных городских задач. Артем Космарский привел несколько примеров:

  • В Эстонии блокчейн применяется для обеспечения целостности сведений о здоровье граждан;

  • В Сьерра-Леоне прошли президентские выборы с использованием блокчейна;

  • В порту Дубая ведется работа по переводу на блокчейн операций с товарами.

В этих примерах блокчейн служит для повышения прозрачности отношений между гражданами, бизнесом и государством. Но эту технологию можно использовать и для налаживания взаимодействия граждан между собой.

В английском городе Кингстон-апон-Халле на блокчейн был переведен банк времени. Взамен потраченных времени и ресурсов на выполнение работы горожане получают цифровую валюту — HullCoin, которую они могут обменивать на время и ресурсы других людей.

Блокчейн, по сути дела, позволяет без участия банков и посредников выстраивать экономику, где базовой ценностью выступает время.

По мнению лектора, иронично, что западные страны подходят к вещам, хорошо понятным для многих ташкентцев — хашару и махаллинской взаимопомощи — через цифровую экономику.

«Блокчейн дает очень демократичный инструмент для организации любых взаимодействий в городе», — резюмировал лектор.

«Сидеть и ждать, когда государство „сверху“ примет правильный закон, уже бесполезно: не в то время живем. Надо постоянно думать о том, как люди в городе могут сами организовывать свою жизнь», — считает Космарский.